Юность Плохиша. О восьмидесятых – без ностальгии. Роман Владимирович Днепровский

чай, сколько суп. Ты же знаешь, из чего в России заваривают чай? – я кивнул, а Чимид продолжала: – Чай – это ведь такие листья, а в Монголии очень любят приправы из листьев и трав. Вы ведь тоже добавляете в суп лавровый лист? Вот и мы добавляем чайный лист в суп в качестве приправы!

      После такого объяснения всё встало на свои места: если цай – это не чай, а суп, то всё в порядке! Ведь меня расстроило не столько то, что мне нужно выпить этот странный напиток, сколько то, что напиток этот позиционировался в качестве чая, но совершенно не был на него похож. И только потом, спустя много лет, я узнал, что цай – это именно чай, и что именно такой состав этого напитка, который готовят на ячьем молоке, добавляя в него бараний жир и просяную муку, позволил монголам в своё время победить цингу и костный туберкулёз. Что рецепт цая придумали буддистские ламы, что за основу они взяли чай тибетский… Всё это я узнал потом – а в тот день, когда я впервые познакомился с цаем, Чимид не только доходчиво объяснила мне, что к чему, но и заказала для меня на десерт бутылку самой настоящей Пепси-Колы! И с тех пор, каждый мой завтрак в буфете гостиницы «Улаан-Батор» завершался неизменной бутылочкой этого буржуазного и идеологически-чуждого напитка, о котором в родном Иркутске я в те годы и мечтать не мог!

      Видимо, Чимид работала в каком-нибудь детском секторе монгольской пионерской организации, или в Улаан-Баторском дворце пионеров, который мы посетили на второй или на третий день – а может быть, она просто преподавала русский язык в одной из монгольских школ. Выгуливать меня она являлась ежедневно, как на работу – стало быть, за наши прогулки она получала зарплату, и с этой стороны всё было в порядке. Проблема была в другом: в том, что девятилетнему туристу из Совецкого Социалистического Союза, коим был я, в столице Монгольской Народной Республики было сильно-то и нечего показывать. Во Дворце пионеров меня почти ничего не заинтересовало: там были какие-то кружки и секции, и меня познакомили с моими монгольскими сверстниками, но они ужасно стеснялись, и энтузиазма по поводу нашего знакомства не выказывали. Да и как нам было с ними общаться, на каком языке? – я не знал монгольского, а они, соответственно, не знали русского… Лишь один мальчик, по виду – юный активист и отличник, улыбаясь, пожал мне по-взрослому руку, произнёс какую-то короткую речь, и, отстегнув от своей школьной формы пионерский значок, протянул его мне. Я ужасно засмущался: ведь нужно же было подарить ему что-то взамен… и я отстегнул со своей куртки и подарил ему свой значок – с Чебурашкой.

      В основном, мы с Чимид шлялись по городу – вернее, по его центру, по набережной реки Толы – и болтали. Дважды поднимались на гору Зайсан: на ней расположен мемориал, посвящённый совецко-монгольскому военному содружеству в годы Второй Мировой войны, а кроме того, на вершине горы наличествует парк, а со смотровой площадки открывается