Наследники и самозванцы. Книга пятая. Ирина Костина

этому не родившемуся младенцу, как будущему императору. А, в случае, простите, кончины императрицы, её племянница станет регентшей. И Волынский уже заранее выхлопотал себе её расположение. А, следовательно, и первую должность при дворе на будущее.

      – Каков прощелыга!

      – Уверен, он уже мнит себя главным распорядителем при новом дворе, так как его поступки уже сейчас выказывают явное пренебрежение интересам нынешних привилегированных особ. Я имею в виду, Ваше сиятельство.

      – Что?!

      – Судите сами, – Остерман протянул ему следующий лист, – Недавно в Кабинет на рассмотрение поступила бумага от представителей польского шляхетства с требованием возместить им деньгами ущерб, нанесённый русскими войсками, проходившими через польские территории за период войны с Портой. Волынский составил проект ответа с категоричным отказом и прислал мне на согласование. Прошу ознакомиться. Улавливаете?

      И, видя лёгкое недоумение в лице Бирона, канцлер тут же дал ему полный расклад:

      – Ведь небезызвестно, что с некоторого времени Вы, Ваше сиятельство, будучи титулованным герцогом Курляндии, являетесь поданным польско-саксонского короля. И, следовательно, тоже могли бы претендовать на часть той выплаты, о которой ходатайствует шляхетство Польши.

      – О! – озарился герцог неожиданно открывшейся перспективе.

      – Теперь понимаете, что требованием отказать польскому шляхетству, Волынский открыто, выражает пренебрежение Вашим интересам?

      – Каков наглец!

      – И это легко прослеживается и в иных его поступках. Не далее, как вчера вечером вышел казус: господин Волынский осерчал на придворного поэта Тредиаковского, и отлупил его прямо во дворце, пока они оба дожидались Вашей аудиенции.

      – Побил? За что?

      – Причина пустяковая. Накануне Тредиаковский получил выволочку от Волынского за то, что непозволительно затянул сроки написания торжественной оды для шутовской свадьбы. Тредиаковскому показалось, что с ним обошлись не любезно, и он решил пожаловаться Вашему сиятельству. А наутро Волынский, увидев его у порога Вашего кабинета, смекнул, для чего тот явился, и в сердцах вторично отходил его так, что будь здоров! Прямо у кабинета Вашего сиятельства. Разве это не говорит о том, что Волынский откровенно презирает Ваш авторитет? Он позволяет себе лупить Ваших посетителей, причём в Вашей же резиденции!

      – Мерзавец.

      – Погодите. Сейчас самое время вернуться к разговору о вечерних посиделках Волынского с соратниками. Итогом этих посиделок стало написание Волынским так называемого «Генерального рассуждения о поправлении внутренних государственных дел», которое он готовит представить Её императорскому величеству. А знаете, в чём суть сего великого трактата?

      – И в чём же?

      – Волынский ратует в нём за усиление политической роли русского дворянства. Догадываетесь, на что нацелен его выпад? – и, видя, опять непонимание