Наследники и самозванцы. Книга пятая. Ирина Костина

он. Устроить представление в зверинце – он. Раздобыть арабских скакунов, чтоб ублажить Бирона – всегда он. Ружья по всем комнатам у окон расставить, чтоб государыня могла ворон стрелять – опять его затея. Как говорит русская пословица, и швец, и жнец, и на дуде игрец!

      Левенвольд скрестил на груди руки и терпеливо слушал, как Остерман выпускает пар. И ему есть, отчего негодовать. Волынский, не считаясь с ним, перекроил всю работу Кабинета на свой лад.

      И самым непростительным был тот факт, что он разделил все обязанности Кабинета между министрами, таким образом, выдернув у Остермана нить, через которую тот управлял всем единолично. Теперь у Андрея Ивановича даже отпала необходимость являться в Кабинет (хоть он и делал это крайне редко).

      Однако канцлер не сдавался; он письменно критиковал решения коллег и требовал изменить формулировки проектов указов. Из-за его капризов, Волынскому приходилось направлять ему бумаги на согласование, прежде, чем отдать на подпись императрице. А Остерман, чтоб досадить конкуренту, намерено оттягивал решение или уклонялся от него.

      Но, зная Остермана, Левенвольд понимал, что это мелкая пакость, в сравнении с тем, что в действительности способен сделать Остерман тому, кто перейдёт ему дорогу. Ведь кто, как не он, искушенный в интригах, знает, как сплести замысловатую сеть, из которой не выпутаться.

      Выслушав гневные тирады патрона в адрес ненавистного соперника, Левенвольд покрутил серьгу и вкрадчиво произнёс:

      – Да… Но пока что государыня и герцог Курляндский от Волынского в полном восторге.

      – Вы правы, мой друг, употребив верное слово «пока», – довольный собой заметил ему Остерман, залезая руками в рукава кафтана.

      – Я заинтригован.

      – Вы знаете, что я никогда не умаляю сильных сторон противника. А Волынский, пожалуй, самый сильный из всех, с кем мне доводилось встречаться. Он умён и образован, мудр и хитёр в равной степени. Он хваток и дерзок. Он невероятно трудоспособен и силён. И, в отличие от прежних конкурентов, у него есть одно важное преимущество – он не одинок.

      – Что Вы имеете в виду?

      – Вокруг него, как явного лидера, сформировался круг единомышленников. Целая партия! И это не клевреты, как у Бирона, которые лебезят перед ним из-за боязни попасть в опалу. Это соратники, столь же деловые и просвещённые, стремящиеся к переустройству общества, – он принялся загибать пальцы, – Еропкин, Соймонов, Хрущёв, Эйхлер.

      – Вы правы. Собственная партия – это мощь, которой трудно противостоять.

      Остерман небрежно нацепил парик, рассматривая своё отражение в зеркале:

      – Но у этой партии есть и слабая сторона: в неё не входит ни один, по-настоящему, влиятельный вельможа, такой как Трубецкой, Черкасский или Головкин, чей авторитет при дворе безукоризненно поддерживается и императрицей, и фаворитом. А, значит, и влияние сей партии не так уж и непоколебимо.

      – А ведь верно.

      – Поверьте, мой друг, в любом