Голубиная книга анархиста. Олег Ермаков

Мартыновна говорила.

      – А, эта Заратустра… то есть… хых-хи-хи-ха-хиххи…

      И тут Валя сквозь заливистый смех позвала:

      – Иди ко мне, иди, иди, Васечка.

      Вася сразу перестал смеяться.

      – Иди, иди, – звала Валя, ставя кружку на стол, вытирая ладонью губы. – Ну иди, чего? Чего ты?.. Или я к тебе…

      И она как-то плавно встала. Да, все ее движения обрели пластичность, выразительность.

      – Нет! – крикнул Вася фальцетом.

      И Валя остановилась.

      – Ой, Фуджик, ты чего?

      – Ничего, – буркнул он, – и не называй меня так. Все. Спать.

      И он скинул лапсердак и завалился в кровать. Валя еще посидела, допивая чай. Потом задула трепещущий гребешок огня и со вздохом улеглась.

      Два безукоризненно одетых господина беседовали:

      – Им непременно нужно чудо.

      – Чудо? Откуда же взяться чуду?

      – Они хотят чуда хотя бы на волосок.

      – Хм, где мы его возьмем?

      – Вынь да положь.

      Мне надоело их слушать, и я вышел из помещения, спустился по лестнице и оказался на дне колодца, образованного высотными домами, – взял и полетел вверх. И от моего полета окна почему-то распахивались и выпадали, разбивались вдребезги внизу. А я летел, яростно летел вверх в звоне стекол.

      Валя вначале спала без снов, а потом увидела елку, вросшую в угол дома, с единственной веткой, на которой коричневели тяжелые литые шишки… Тут же неподалеку возились друг с дружкой птенец какой-то лесной птички и черный вороненок. А в небе просто серебрилась одинокая звезда и над крышами каких-то гаражей проступал месяц. И все.

      В воскресенье они могли отдыхать, а кроликов накормил-напоил бы один Эдик за хорошую оплату. Но Вася вызвался все делать и в воскресенье. А Валя отказалась, ссылаясь на заповедь о выходном дне: «Помни день субботний, чтобы проводить его свято». На возражения Васи, что день-то не субботний, а воскресный вообще-то, она отвечала, что у евреев была суббота, а у православных – воскресенье, а так просто говорится по привычке. Вася не удержался и высказал сомнения насчет выходного у туалетной мафии с Мюсляем во главе. Ну а Валя отвечала, что теперь она не у Мюсляя. И Вася пошел один. Деньги, ему необходимы были деньги, чтобы уйти дальше.

      Когда он вернулся в вагончик на обед, там был Эдик.

      – Ну вот, сделаю вам проводку, хватит с керосинкой сидеть. Загорится лампочка Ильича, – говорил Эдик, вертя в толстых пальцах моток синей изоленты.

      Вася посмотрел на растрепанную Валю.

      Эдик с неудовольствием глядел на Васю, почесывал рыжеватые бакенбарды.

      – А что, уже обед? – Он посмотрел на часы. – И верно. Ладно, я потом приду.

      Как он вышел, Вася повернулся к Вале.

      – Ну? – напряженно спросил он.

      Валя повела на него крупными глазами.

      – Что же ты его не прогнала? – спросил Вася. – Священный же выходной?.. Или он не на все делишки распространяется, проклятье?

      И Валя кивнула.

      – Да. Сказано было, ибо не человек для субботы, но суббота для него.

      – Хых! Хыхых-хи-хи-хи, –