Голубиная книга анархиста. Олег Ермаков

за чаем вспомнил этот сон и спросил Валю, что это она толковала про семьдесят второе? Валя честно расширила глаза и, прикладывая руки к груди, спрашивала:

      – Я-а? Когда-а? Когда, Фасечка?..

      Вася махнул рукой и начал собираться на работу.

      В шеде было холодно, пахло сеном, кроличьей мочой.

      – Эй, новые зеландцы-голодранцы! – воскликнула входя Валя.

      – Шубы-то у них богатые, – возразил Вася. – Еще не спущены.

      Валя принялась вытаскивать миски, Вася взялся за веник, совок.

      Вскоре у шеда раздались голоса, дверь распахнулась, оба обернулись, приглядываясь. В дверях стоял Эдик.

      – Ну что, трудовые резервы?! – воскликнул он, проходя внутрь. – Завтракают ушастые? – Он оглянулся. – Заходите, выбирайте!

      В шед прошел маленький мужчина в синей куртке, шапке с меховым отворотом и козырьком. Его маленькие глазки беспокойно шарили вокруг. В нем было что-то определенно хомячье.

      – Выбирайте, – повторил Эдик. – Любого новозеландца, рожденного в начале зимы. Все мясистые, упитанные…

      Хомяк ткнул в сетку.

      – Этого? Точно, декабрьский. Счас сделаем. – Эдик хотел сам достать кролика, но остановился и взглянул на Васю. – Давай-ка, малый, извлеки пациента декабриста для нашего постоянного клиента Николая Маркеловича.

      Вася двинулся было к клетке, но вдруг остановился. Исподлобья он глядел на Эдика, на мужика в хорошей шапке.

      – Ну! – прикрикнул Эдик.

      Оглянувшись на клиента, он улыбнулся и объяснил, что это новенький работник. Вася посмотрел на Валю и решительно распахнул клетку, сунул внутрь руку, схватил кролика за уши и потянул. Тот отчаянно упирался. Вася тащил его за уши. Наконец кролик замахал всеми мохнатыми лапами в воздухе… и внезапно оказался на земле – и рванул в противоположную от двери сторону, к Вале. Та взвизгнула. Кролик проскочил у нее между ног и затаился в углу. Валя на него смотрела.

      – Эй, деваха! Свинти-ка декабриста! – крикнул ей Эдик.

      – Ай, не могу я, не умею, – ответила она.

      – Ну, блин, молодежь!.. – в сердцах воскликнул Эдик и отодвинул в сторону Васю, потом Валю и нагнулся, чтобы схватить кролика, да тот вдруг подпрыгнул высоко, сверкая белками глаз, и кинулся мимо, к выходу. – Держите, вашу мать!..

      Валя не двинулась, Вася вроде сделал шаг, но схватить и не попытался. Кролик приближался к выходу. И тогда Хомяк выкинул вперед ногу и прижал кролика к брусу косяка. Подбежавший Эдик перехватил кролика за заднюю лапу и поднял высоко, потом поймал вторую лапу, а другой рукой взялся за уши, быстро оглянулся, положил кролика на крышу одной клетки, над которой не было второго яруса и, кхакнув, резко дернул руками в разные стороны, так что послышался хруст рвущихся жил, костей, мышц и звонкий вскрик кролика.

      И все было кончено. Вася и Валя ошеломленно глядели.

      – Французский метод у вас безупречен, Эдуард, – проговорил Хомяк.

      – Хоть университетов мы и не кончали, – откликнулся Эдик.

      И они вышли, унося кролика. Валя посмотрела на Васю. Лицо ее было белее снега, глаза глубоко чернели. Губы растягивались в какой-то улыбке.

      – Дерьмо… зараза, – выругался