XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим. Гунта Страутмане

выглядел как продолжатель идей гуманизма. Есть выражение, нередко звучавшее на Западе и практически неизвестное в Латвии, – фасцинация коммунизма. Почему пятеро богатых представителей английского высшего общества бескорыстно стали работать на советскую разведку? Почему все эти ромены ролланы и им подобные, в какой-то мере и Сартр славили СССР? Бернард Шоу посетил Советский Союз, леди Астор, ярый реакционер, отправлялась в СССР, Барбюс написал биографию Сталина. Когда? В то самое время, когда Сталин терзал и убивал миллионы людей. Однако даже заклятые враги вынуждены были признать, что у коммунизма есть и привлекательная сторона.

      И третье: полная неизвестность, что на самом деле происходит в Советском Союзе. В 1930-е годы Советская Россия представлялась идеалом равноправия. Кто был в Политбюро? Сталин и Орджоникидзе – грузины, Микоян – армянин, Каганович – еврей, Эйхе, Рудзутак, Межлаукс, три члена Политбюро – латыши, несколько украинцев, поляков. Были и русские: Молотов, Куйбышев. Тогдашняя политика Сталина состояла и в том, чтобы комбинировать, соединять во власти русских с представителями малых народов. Сталин умел великолепно маскироваться. Приглашая в Москву Бернарда Шоу, Ромена Роллана, Стефана Цвейга и других мировых знаменитостей, он умел развернуть перед ними прямо-таки волшебные картины. Ну да, говорили знаменитые гости, есть там, конечно, определенные недостатки, но все же…

      Вопрос: почему резко возросли левые настроения среди евреев, особенно малоимущих? Возьмем меня. Родителей нет, капитала нет. Поступить в высшую школу – нет денег. И никаких шансов тоже. Но молодым нужна надежда! В 1905 году и латыши чувствовали себя так же, как евреи. Но когда нация приходит к власти, перед молодыми открывается масса возможностей, отпадают тысячи проблем, неизбежных, если нация не у власти. У меня же в то время было ощущение, что впереди никаких возможностей. Прибавьте к этому набиравший силу бытовой и интеллектуальный антисемитизм.

      Все это, вместе взятое, и создавало и питало левый настрой. Надо вспомнить, что Европа была не слишком гостеприимна по отношению к эмигрантам из России. Очень многие из них не имели ни собственности, ни практической специальности, позволяющей заработать на жизнь. Не было «кормящей» профессии и у моего брата Григория, хотя он был очень образован, учился в Париже, Неаполе, и в свое время не закончил учение только из-за отсутствия средств. Он трудился на литературной стезе. Кроме русского он хорошо владел немецким, итальянским, французским, английским языками, но все это не пользовалось спросом. В Латвии Улманиса в таких познаниях не было нужды.

      У нас с Григорием завязалась необычайно интенсивная интеллектуальная дружба. Мы вместе читали книги, обсуждали прочитанное и массу других вещей, все, кроме наших личных дел. Хотя я был намного младше, я приобрел в его глазах авторитет как неоспоримый знаток истории, и в наших спорах он иной раз даже уступал мне.

      У брата, как литератора, сложился чрезвычайно интересный круг коллег, приятелей