XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим. Гунта Страутмане

эпизод там же. У дверей позвонил старый, но все еще стройный и сильный на вид человек, вытянулся в струнку перед моей мамой и отрапортовал: «Докладывает николаевский солдат! Прошу пособить мне!». Мать не дала ему денег, но зато накормила обедом. Незабываемое впечатление оставила на меня выправка старого служаки. Через годы, уже в армии, я пытался подражать виденному в детстве. К сожалению, рост у меня совсем не тот…

      Когда мне и одноклассникам было лет тринадцать, пошла такая мода – вырезать из журналов соблазнительные картинки и обмениваться ими, понятное дело, тайком от домашних. Сегодня эти картинки показались бы невинными даже в детском саду – видеть там ничего нельзя было, все женские тайны были прикрыты семью завесами. Не знаю, заметила мама следы этого увлечения или нет, но однажды, когда у нас был разговор по душам, она сказала: «Понимаешь, тебе нужно в каждой женщине как бы видеть свою мать».

      Оставшись один, я прошел в свою комнату, достал из тайника свою коллекцию картинок. Черт возьми, ну никакого сходства с моей мамой! Потом однажды я ей признался: «Знаешь, мам, я пытался, но есть случаи, когда с этим у меня ничего не выходит!». Но мама упрямо повторила мне: «Ты должен учиться, ты должен научиться уважать женщину!». Этот наказ звучит у меня в ушах всю жизнь. И все же до сих пор я никак не могу увидеть в некоторых женщинах свою мать…

* * *

      Достигнув двенадцати лет, я начал самостоятельно зарабатывать. Клиентка моей матери госпожа Лоде, дама неопределенной национальности (с мужем, начальником Телеграфа, она развелась), однажды спросила у мамы – не мог бы я помочь в учении ее сыну Георгу. Договорились о занятиях; мне причиталось пятьдесят сантимов за один час. Иногда занятия затягивались, и мне доставался целый лат. Я ощущал себя миллионером!

      Через год, когда Георг уже встал на ноги, я встретил знакомого преподавателя из немецкой школы и тот спросил, не хотел бы я подзаработать. Я ответил – да и получил от него рекомендательное письмо, с которым надо было пойти в Старый город, на улицу Лиела Миесниеку (Большую Мясницкую). Уже в классе я невзначай упомянул об этом письме; сосед по парте попросил показать – выхватил его из рук и распечатал (правда, с осторожностью). Из прочитанного вслух текста помню только: «Надеюсь, национальность Петра не станет препятствием для вашего выбора, поскольку он был бы наилучшим репетитором для вашего сына».

      Я пошел на указанную улицу. Остановился перед одним из бывших барских домов. Позвонил, отдал письмо (снова тщательно заклеенное). Меня познакомили с новым учеником, и начались занятия. После этого меня ожидала большая чашка горячего шоколада и огромный кусок торта. Следующее занятие окончилось точно так же. Оказалось, дед моего ученика был тем самым Рейнером, которому в Старой Риге принадлежали три кафе, одно из них – там, где позднее был Дом работников искусств.

      В один прекрасный день мой подопечный спросил, не хочу ли я осмотреть его коллекцию оловянных солдатиков. Конечно же, я хотел. У него были целые полчища