Верхом на посохе. Сергей Черепанов

там очень красивая базилика, и вообще…

      – Католический или православный?

      – Думаю, ни то ни другое. Но принимают всех, кто верит в Христа.

      – Протестантский? А разве у протестантов бывают монастыри?

      – Вот! Тебе уже интересно. В Америке бывает все!

      В шопе, расположенном у ворот сообщества, к нам подошла приветливая дежурная и спросила о цели нашего визита. А когда узнала, что мы из Украины, заулыбалась еще шире. Я сейчас позову сестру Марту, она изучает русский (вы говорите по русски? – очень хорошо!), и набрала ее тут же, и Марта уже шла нам навстречу, радуясь и извиняясь за пуа-русски.

      – Я была в России, в Куремаа, женски монастир-е… Правильно? – спросила, выговорив фразу, Марта и обрадовалась, когда мы, включая почему-то Линду, дружно закивали.

      – Да-а! Нас приглашать Алексис бишоп жить два месяц-а? – и мы снова закивали. – Вот! Как хорошо! – засмеялась Марта.

      И я вставил, что эстонский монастырь в Куремаа поразил меня своим грушевым садом

      – Бере! Настоящий сорт Бере, медовый! И созревает до полнейшей спелости. В Эстонии – это ли не чудо?

      – О, хани! А-а! Бере! – Марта расплылась окончательно и в таком сладчайшем состоянии ввела нас в храм.

      Казалось бы, откуда взяться в этой американской земле византийскому храму? В котором все – и колонны, исчезающие в небесах, и вознесенные трубы органа, и река жизни – мозаика, текущая от входа к алтарю, и библейские сюжеты синих фресок – вереницею под потолком, – все ведет к Нему. И луч – не рисованный, а настоящий, закатный луч солнца, соединяет витраж над парадным входом и алтарь, разноцветное оконце – и Христа, раскинувшего руки для объятий, летящего навстречу, – и глаза каждого, идущего к Нему под лучом.

      – Какое хорошее лицо! – впервые услышали мы от Линды. И я не стал уточнять, кого она имела в виду.

      Зал, напоминающий британский парламент, постепенно заполнялся. Нам отвели места в первом ряду. И вежливо указывали на нас входящим, Марта что-то поясняла, комьюнисты улыбались. С этой минуты приподнятое состояние не покидало меня. И в ожидании мессы, и когда перед алтарем в ряд разместились двенадцать избранных псалмопевцев, и вступил орган, перемежая читку и пение.

      Месса была недолгой. Мой английский не позволял подпевать. И я больше косился по сторонам, наблюдая, как празднуют встречу с Ним и друг с другом, как радуются возвеселившись. Раньше я не задумывался о том, что Храм вообще, как дом Божий, принципиально отличается от дома человечьего – не предполагая ни спальни, ни кухни, ни гаража (элитный гараж под Храмом Христа Спасителя в Москве комментировать не будем…).

      Я оказался в зале филармонии, где, как правило, не спят, а бодрствуют, и если питаются, то пищей духовной.

      Базилика пела. Радость и веселие пребывало на лицах и выходило за пределы храма, распространяясь и на трапезную, и на просторные кельи, и на сад, и на колокольню, и на шоп…

      После службы нас повели