Верхом на посохе. Сергей Черепанов

поначалу взволновали и меня. Но пятерка по географии вернула спокойствие – на эти широты ураганы не залетают.

      – А здесь что, бывали торнейдо?

      – Нет, не бывали, – Линда не уловила иронии. – Но возможность такая есть. Впрочем, я уверена, дом выдержит. Повода для волнений не вижу!

      Проснувшись ночью, я подошел к окну, и припоминая историю дома, слушал скрипы, и стоны, и ворчанье. Казалось, он недоволен. «Ну и что, что пятерка?! Сказано же – „нельзя исключать“. Понятно, я вам не домишко Дороти из страны Оз. О чем строители мои прочли еще в детстве. И запомнили, фанеркой не баловались, строили добротно. Но ведь не кто-нибудь – солидный канал сообщил; слышите, как завывает… У него – пятерка?!»

      И я понял: миф о торнейдо прижился потому, что волноваться о близком – нужно, это по-человечески, достойно. Так только и превращается Хаус в Хом, обретая душу, в Свит Хом, как поется в песне.

      И дом, прислушиваясь, гудел, гудел одобрительно, передразнивая москитос, тысячами атакующих окна: «Фигушки вам! А москитные сетки нашто?!»

      «Мы все – иммигранты»

      На указателе при въезде на Шедоу-роуд, Линдину улочку на Кэйп-Коде, я обнаружил фамилии Bleeznjuk и Nalbandian.

      – Странно выглядят наши фамилии, даже написанные латиницей, среди всех этих Смитов, Джексонов и Мак-Кинли.

      – Ничего странного. Мы все иммигранты! Да, мы все приезжие, – повторяла Линда, и мне показалось, что это – пэлайт, этакий реверанс в нашу многострадальную сторону. Однако гордость, звучавшая в Линдиных словах, заставила задуматься и исследовать это феноменальное явление…

      Наш иммигрант проходит 12 последовательных кругов, или если хотите, стадий, этапов – как кому нравится, – периодов, все-таки, скорее кругов, именно кругов:

      1-й – он боится не получить работу и стыдится жить как приживалка;

      2-й – он имеет работу и стыдится этой новой непрестижной работы;

      3-й – он, наконец, имеет престижную работу, но боится, что это временно;

      4-й – он имеет постоянную престижную работу и стыдится, что променял Родину на кусок хлеба;

      5-й – он имеет все, но стыдится, что внуки не понимают по-русски.

      То есть стыд и страх сопровождают его постоянно, и отражаются в его глазах, хотя и распределяютcя неравномерно. У некоторых левый глаз набрякает, а правый остается практически прежним, у других наоборот – левый сверлит, а правый щурится. У большей же части оба глаза покрываются тоненькой плёночкой, отчего и блестят сверх обычного. Они как бы потеют от сего резонирующего сочетания стыда и страха и наливаются. Но упаси вас бог вообразить, что это накопившиеся слезы или затаенная печаль, или личная драма – о, ноу – это самые обычные глаза иммигранта на первой, второй, третьей, четвертой и пятой стадиях ассимиляции.

      С течением времени пленочка утончается, глаза усыхают как соляные озера и белеют как тальк, скрипуче и тускло.

      Последние семь