Длинный день после детства. Лев Борисович Усыскин

ангельских голосов, пробивающихся уже день ото дня во взрослый мир, – пробующих себя, срывающихся, уверенных… зачем-то поворачиваешь голову каждый раз, краем глаза успевая заметить похожего на бурундука шального воробушка, залетевшего с той стороны оконной рамы…

      – Кушевский Слава…

      – Здесь…

      – Кушевская Полина…

      …интересно, видит ли он нас через двойное стекло?..

      – Опарина Марина…

      …тогда зачем он сюда прилетел?.. наверное, тепло потому что…

      – Павлов… здесь, вижу… Пархоменко…

      …или, может, насекомые выползают какие-нибудь… из щелей, там, трещинок разных… муравьи, должно быть, или, там, пауки всякие… хотя рано еще, холодно все же…

      …Мысль пульсирует в мозгу, с легкостью охватывая разноголосицу сущностей…

      – Родионов… Семенюк… Шаришевский…

      Инстинктивно вздрогнув, и с нотками убийственнейшего скепсиса, который и возможен-то лишь в шестнадцать лет от роду:

      – Я… тут…

      (…с неизбежным подъемом интонации на заключительном гласном…)

      – Яковлев Евгений… здесь?.. хорошо…

      Звучным, весомым хлопком закрыла журнал, кончиками пальцев взяв за край, кинула его на стол, словно котенка:

      – Well… Let us check your homework now…

      Зашелестели тетрадями то тут, то там, где-то образовался было родничок разговорчика, но тут же иссяк на третьем слове…

      Медленно обвела класс взыскующим взглядом. Замерло.

      – Ага, Макаров… давно вас не вызывала… come here, please…

      Отпустило. Опять зародились где-то разговорчики, удрученный Макаров, опрокидывая портфель, подымается со своего места, надувая краснеющие щеки, деловито идет к доске, цепко зажав в руке тетрадь.

      – Well… проверяем exercise 24…

      Вполоборота к классу – юбка выше колен, плотная, на бедрах внатяжку. Красивые ноги.

      – …ну, что же вы, Макаров… Как будет past participle от глагола lose?.. не помните?.. кто помнит?.. помогайте… ну?.. Микаэлян?.. хорошо… пишите, Макаров: «He has lost his key»…

      Совсем уже сникший Макаров нехотя скребет мелом доску: «he… has… los-t…»

      …Кивнула головой, обернулась к классу. Бежевый, в крупную вязку, свитер обтягивает грудь – вязаные ячейки расширяются, становятся прозрачнее: но отсюда не видно… кажется, это называется машинная вязка… натуральная шерсть или синтетика… если синтетика, то заряжается электростатическим электричеством… хрустящие невидимые искры, когда снимает… проскакивают от свитера к рубашке, трещат… потом снимает рубашку, расстегивает мелкие пуговки – там много мелких пуговок таких, да – потом остается лифчик один… тоже бежевый или белый с кружевами, как в кино показывали, – чтобы расстегнуть, она должна вывернуть руки в локтях назад… локти становятся острыми, с ложбинками… было бы даже видно под мышками волосы, если б не выбривала… женщины всегда выбривают волосы под мышками, я знаю – прошлым летом, когда в Лазаревском были, на пляже специально ходил смотреть: