Собрание сочинений. Том 2. 1960–1962. Аркадий и Борис Стругацкие

и прижался щекой к траве.

      – Сергей, – позвал Малышев. – А как ты все это прокомментируешь?

      – Что именно? – спросил Сережа в траву.

      – Национализацию «Юнайтед Рокет Констракшн».

      – «Данную акцию мистера Гопкинса одобряю. Жду следующих в том же духе. Кондратьев», – сказал Сережа. – Телеграмму послать наложенным платежом, валютой через Советский Госбанк.

      «В „Юнайтед Рокет“ хорошие инженеры. У нас тоже хорошие инженеры. Самое время сейчас им всем объединиться и строить прямоточники. Все дело сейчас за инженерами, а уж мы свое дело сделаем. Мы готовы». Сережа представил себе эскадры исполинских звездных кораблей на старте, а потом в Пространстве, у самого светового барьера, на десятикратных, на двадцатикратных перегрузках, пожирающих рассеянную материю, тонны межзвездной пыли и газа… Огромные ускорения, мощные поля искусственной гравитации… Специальная теория относительности уже не годится, она встает на голову. Десятки лет проходят в звездолете, и только месяцы на Земле. И пускай нет теории, зато есть пи-кванты в суперускорителях, пи-кванты, ускоренные на возлесветовых скоростях, пи-кванты, которые стареют в десять, в сто раз быстрее, чем им положено по классической теории. Обойти всю видимую Вселенную за десять – пятнадцать локальных лет и вернуться на Землю спустя год после старта… Преодолеть Пространство, разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры, вот только скотина-врач запретил перегрузки на неопределенный срок, черт бы его подрал!..

      – Вон он лежит, – сказал Панин. – Только он в депрессии.

      – Он очень огорчен, – сказал Гургенидзе.

      – Ему запретили тренироваться, – объяснил Панин.

      Сережа поднял голову и увидел, что к ним подошла Таня Горбунова со второго курса факультета Дистанционного Управления.

      – Ты правда в депрессии, Сережа? – спросила она.

      – Да, – сказал Кондратьев. Он вспомнил, что Таня – Катина подруга, и ему стало совсем нехорошо.

      – Садись с нами, Танечка, – сказал Малышев.

      – Нет, – сказала Таня. – Мне надо с Сережей поговорить.

      – А, – сказал Малышев.

      Гургенидзе закричал:

      – Ребята, пойдем разнимать болельщиков!

      Они поднялись и ушли, а Таня села рядом с Кондратьевым. Она была худенькая, с веселыми глазами, и было просто удивительно приятно смотреть на нее, хотя она и была Катиной подругой.

      – Ты почему сердишься на Катю? – спросила она.

      – Я не сержусь, – угрюмо сказал Кондратьев.

      – Не ври, – сказала Таня. – Сердишься.

      Кондратьев помотал головой и стал смотреть в сторону.

      – Значит, не любишь, – сказала Таня.

      – Слушай, Танюшка, – сказал Кондратьев. – Ты любишь своего Малышева?

      – Люблю.

      – Ну вот. Вы поссорились, а я начинаю вас мирить.

      – Значит, вы поссорились? – сказала Таня.

      Кондратьев промолчал.

      – Понимаешь, Сергей, если мы с Мишкой поссоримся,