Омертвение. Ярослав Толстов

блестят как-то нехоро-шо, и пульсик, наверное, частит… Птенчик этот, Семагин, давно улетел?

      Она повертела конверт, потом, прощупав письмо, взялась за уголок и осторожно дернула, заметив, как легонько вздрогнула Анастасия Андреев-на, как настороженность на ее лице сменилась недоумением, а потом лю-бопытством, и как ее глаза внимательно следили за пальцами женщины, медленно отделяющими тонкую бумажную полоску. Виктория, усмехалась про себя – вот сидит грозная Анастасия Колодицкая, и глаза у нее, как у неперелинявшего зайца-беляка на свежем снегу, – редко кому доведется увидеть такое. Она уронила обрывок на стол и запустила пальцы в конверт медленно, словно стриптизерша – за лямки своего лифчика.

      – А! – она выдернула из конверта сложенный пополам густо исписан-ный листок. Анастасия Андреевна, прикрыв рот левой ладонью, выдохну-ла, прижав правую к тому месту, где, согласно всем анатомическим иссле-дованиям, располагается сердце, а потом интерес на ее лице мгновенно угас, оно снова стало сердитым, и только в глазах тлел, сходя на нет, непо-нятный испуг.

      – Все-таки, Виктория, дурная ты баба! – произнесла она идеально ров-ным голосом. – Давай, ладно уж, сама прочту!

      Виктория пожала плечами и бросила листок с конвертом на стол.

      – Не разбери поймешь тебя сегодня! Ладно, пошла я домой, а ты бы, ми-лая, врачу показалась, травок пропила, а то странная ты какая-то в послед-нее время.

      Она пошла к двери, помахивая оставшимся письмом, но, вспомнив что-то, вернулась, и второй конверт лег рядом с первым.

      – Раз уж так, тут и для Вадика письмо – от какой-то Полины. Ты уж пе-редай, когда он прилетит, – Виктория улыбнулась некой мудрой, всепони-мающей улыбкой. – Если сочтешь нужным, конечно. До завтра.

      – Да, да, пока… – пробормотала Анастасия Андреевна и пододвинула к себе оба письма.

      С которого же начать? Она сделала затяжку и глянула в сторону двери – закрыта ли? Потом ее взгляд скользнул к зеркалу, и Анастасия Андреевна озабоченно покачала головой – ей показалось, что блестящий эллипс висит немного криво. Вот придет Вадим – пусть заодно и поправит. Не женское это дело. Она с усмешкой опустила глаза к разбросанным по столу бума-гам любовника, потом хмыкнула презрительно.

      Пропить травки! Ну, спасибо, Вика!

      Она, уже совершенно расслабившись, принялась за распечатанное письмо.

      Между тем шутницу Викторию постигло несчастье. Уже на улице, одна из режиссерш, обсуждая с ней празднование юбилея генерального дирек-тора, прошедшее вчера с кое-какими пикантными эксцессами, вдруг спро-сила:

      – Виктория Николаевна, а где же ваша сережка?

      Виктория поспешно схватилась за ухо, с ужасом обнаружила пустую дырочку и в страшном расстройстве, даже не попрощавшись, кинулась об-ратно. Золотые листики с прекрасными бриллиантиками – больше года она выбивала из жмота-супруга это чудо! Ведь каждое утро сомневалась, наде-вая серьги, – а стоит ли сегодня? Вот вам и пожалуйста!

      Виктория