Носители. Сосуд. Иннокентий Лаженицын

даже ничего не екнуло. Ненависть не могла отразить мое отношение к ним, а иные чувства не были мне доступны. Может быть, я хотел бы почувствовать хоть что-то, но мне было абсолютно все равно.

      Спустя несколько минут папа с грохотом открыл дверь в комнату, окончательно восстановив в моей памяти события того вечера. Это был вечер общения с родителями после родительского собрания, ежеквартальная семейная забава.

      – Сколько нам еще это терпеть?! Почему ты постоянно врешь?! Почему мы узнаем о твоих двойках только на родительских собраниях?! Хоть бы один учитель промолчал о тебе! Но нет! Все отметили, какой ты неспособный, ленивый и мешающий всем окружающим ученик! – маленький я сидел, молчал и смотрел в пол. Все вышесказанное было правдой, да и пытаться сейчас вступать с отцом в диалог не имело смысла.

      Папина истерика проходила по заданному сценарию. Он орал о моей лени и тупости. Несколько раз давал подзатыльник. Обязательно нужно было меня сравнить с кем-нибудь из одноклассников. Пожаловаться, почему именно ему так не повезло с сыном. Потом он собирал все мои диски с компьютерными играми, которые успели накопиться с прошлых семейных разборок, и демонстративно выбрасывал их, не подозревая, что любимые у меня спрятаны заранее. Мама же на протяжении папиной тирады бегала вокруг него, крича то о том, какой ее сын неуч, то о том, какой ее муж плохой отец. После они запирались на кухне и орали друг на друга часа два, обвиняя друг друга в моем поведении и воспитании.

      В это время я, оставшись в комнате один в самом психически нестабильном возрасте и слыша ор родителей через две закрытые двери, думал о том, что разрушаю семью. Мне хотелось уйти из дома, покончить с собой, как-нибудь исчезнуть из их жизни в надежде, что без меня им будет лучше. Ненависть уже тогда постепенно набирала силы во мне, поглощая прочие мои чувства. И это была самая сильная ненависть, ненависть к самому себе.

      Сценарий жизни после разборок также был невариативен. Обещания маме, папе, себе измениться и стать лучше. Последующие две недели идеальное поведение, даже получение нескольких четверок в школе, а может даже и пятерок, выполнение домашних заданий, помощь по дому. Я превращался в лучшего ребенка на свете, притупляя бдительность родителей. И как только они расслаблялись, мое поведение и послушание возвращались в нормальные, по моим меркам, рамки. Снова двойки, тройки, невыполнение домашних заданий, баловство и хамство в школе. И вновь родительское собрание, крики, разборки, круг замыкался.

      Все эти воспоминания, так красочно разыгрывающиеся перед моими глазами, достучались до моего единственного чувства. Я вспомнил это удивительное ощущение ненависти к самому себе, и она довольно заурчала где-то внутри меня. Слабость ушла, конечности вновь почувствовали прилив сил, прошла головная боль, мир вокруг стал чуть более цветной.

      – Это что сейчас было? – от неожиданности спросил я вслух.

      – Ты утолил голод, – голос мальчика