Император. Сергей Анатольевич Шаповалов

и Гатчинский егерский вместе с артиллерией на подходе.

      – А кто вам позволил вводить войска в Петербург? – гневно спросил Зубов.

      – Простите, – быстро взглянул в его сторону Аракчеев. – У меня есть единственный начальник, перед которым я держу ответ, остальных – не признаю.

      – Александр Андреевич, ну почему вы в таком виде? – возмутился Павел Петрович, но по его тону было понятно, что теперь-то он спокоен за себя и весьма доволен решительностью своего подчинённого. Если Аракчеев здесь – ему ничего не угрожает. – У вас мундир в грязи. Вы раньше не смели ко мне являться с докладами даже в нечищеных сапогах.

      – Прошу меня извинить, я с марша – прямо сюда.

      – Но к чему такая спешка?

      – Убедиться, что с вами все в порядке.

      – Со мной…. Как сказать, – покачал головой Павел Петрович. – Вот здесь, – он указал на конверт. – Мой жребий.

      Вы слыхали о пресловутом манифесте?

      – Да.

      – Вот эти господа собрались, чтобы решить мою участь. Они спорят, чуть за оружие не хватаются…. Сами видели: войска подняли по тревоги. И все из-за этого конверта.

      Может, вы дадите дельный совет: как поступить.

      – У меня есть отличный совет, как выйти из столь затруднительного положения, – уверенно ответил Аракчеев.

      – Так подскажите нам, – потребовал Павел.

      – Позвольте!

      Аракчеев сделал два шага к столу. Никто не успел ничего сообразить, как он схватил конверт и швырнул его в камин. Все разом ахнули. Платон Зубов громко икнул и повалился в обморок. Его пытались удержать, но разве такую тушу удержишь, он подмял под себя двух помощников и все же рухнул на ковёр, громко стукнувшись головой.

      – Это же! Это же! – гневно задышал Безбородко. – Эшафот за такое самоуправство. Это же! Это же – пугачёвщина!

      – На эшафот – готов, хоть сейчас, – торжественно-спокойно ответил Аракчеев, и обратился к просиявшему Павлу Петровичу: – Разрешите идти сменить мундир и расставить караул.

      – Идите, – разрешил Павел и с восхищением взирал вслед уходившему полковнику. После перевёл взгляд на Безбородко: – А, каков?

      – С такими полковниками и якобинская зараза не страшна, Ваше Высочество, – ответил канцлер, все ещё до конца не отошедший от наглости Аракчеева.

      – Ваше Величество, – поправил Кутайсов назидательно.

      – Что? – обернулся к нему Безбородко.

      – Теперь надо говорить: Ваше Величество, – разъяснил гардеробмейстер.

      – Ах, простите, – спохватился канцлер и с поклоном произнёс: – Ваше Величество.

      – Господа, все – свободны! – громко приказал Павел Петрович. – Мы с канцлером займёмся разбором корреспонденции Её Величества императрицы, а вы выполняйте свои обязанности.

      Тушу Зубова вшестером еле вынесли из кабинета и уложили на диван. Лекарь совал ему в нос нюхательную соль, стараясь привести в чувства. Он мычал, охал, отмахивался от соли, но никак не мог очухаться.

      * * *

      – Дело сделано, – сказал фон Пален. –