Шаг влево, шаг вправо. Александр Громов

После паскуднейшего прокола с задержанием корейского пресс-атташе – стрелочник и вечный капитан во второстепенном отделе с розовыми снами о следующем звании. Насчет осла можно еще поспорить, но факт: серый и старательный. Старательный, но серый, потому и верный. На важных направлениях начальство скрепя сердце терпит людей поумнее, а для рытья боковых штолен сгодится и такой.

      – Товарищ полковник, разрешите задать вопрос, – решился я.

      – Валяй, – легко разрешил Максютов. Он был доволен. «Уставшие, но довольные» – про таких, как он, сказано. Только уж очень уставший. И по причине не первого подряд «всенощного бдения» полусонный.

      – Виктор Иванович Шкрябун нам действительно так уж необходим в качестве консультанта?

      Полковник еще раз зевнул, крепко зажмурил веки и потер пальцами мешки под глазами.

      – Извини, Алексей, спать тянет, черт… Что ты спросил? А, Шкрябун? Да как тебе сказать… Вреда от него не жду, понятно?

      – Вполне, – ответил я.

      В эту минуту в дверь постучали.

* * *

      Они пожали друг другу руки. Не слишком тепло, скорее по-деловому, как бывшие коллеги, встретившиеся, чтобы решить не самый приятный для обоих, но насущный вопрос. Ладно и так.

      Контраст. Оба невысокие и плотные, но один умученный службой, припухший и вяловатый, другой – загорелый сельский житель, раздобревший от размеренной жизни на молоке, яйцах и овощах, заметно привыкший к крестьянской размашистости в движениях, но в эту минуту скованный, скрывающий нервозность под напускным спокойствием. Хоть снимай на видео и демонстрируй курсантам в качестве зачетного задания по курсу психологического портрета.

      И было заметно, что они знакомы друг с другом. Мало того: очень хорошо знакомы.

      – Слушаю тебя, Виктор Иванович, – сказал Максютов.

      Шкрябун покосился в мою сторону.

      – Прошу с глазу на глаз. Пусть он выйдет.

      – Он останется. – Максютов зевнул. По-моему, чуть-чуть напоказ.

      – Тогда разговора не будет, – отрезал Шкрябун.

      – Значит, не будет, – равнодушно согласился Максютов, возвращаясь к столу.

      Совершив полуоборот кругом, Шкрябун немного помедлил. Затем решительно пошагал к двери.

      Словно напрочь забыв о нем, Максютов перебирал на столе какие-то бумаги. Неужели так просто позволит уйти?

      Дурацкая мысль. Нет, конечно. Понятно без слов всем троим. Какими бы утопиями ни тешил себя этот отставник, Нацбез – это навсегда. Как диагноз не чересчур опасной при выполнении всех предписаний врача, но все же неизлечимой болезни.

      Уже взявшись было за дверную ручку, Шкрябун повернул назад.

      – На, отметь пропуск.

      Максютов размашисто подписал бумажку. Пришлепнул печатью.

      – Ну?

      – Тебе не я нужен, Носорог, – сказал Шкрябун, называя моего начальника неизвестной мне кличкой и исподлобья глядя ему в лицо. Меня он, очевидно, решил не замечать. – Тебе мои наработки нужны. Ты их получишь, но под гарантии. Я тебя хорошо знаю и, представь себе, к неприятностям готов. Можешь приказать