Быстро вращается планета. Мадлен Л`Энгл

так же внезапно, как до этого погас. Печь заурчала. Комната снова наполнилась теплом и светом.

      …Море – бездну темных вод,

      Скалы, чьи отвесны склоны,

      Землю с твердью непреклонной.

      Пусть по милости Творца,

      Всемогущего Отца,

      Встанет эта мощь стеной

      Между силой тьмы и мной.

      Чарльз Уоллес немного отодвинул штору.

      – Дождь перешел в снег. Земля бела и прекрасна.

      – Отлично. – Сэнди оглядел комнату. – И что все это означает? Я понимаю, что-то произошло – но что?

      Несколько мгновений все молчали.

      Потом Мег произнесла:

      – Возможно, у нас появилась надежда.

      Сэнди отмахнулся от ее слов:

      – Мег, ну будь же благоразумна, в самом-то деле.

      – Зачем? Мы живем в неблагоразумном мире. Ядерная война неблагоразумна. Благоразумие ничего нам не даст.

      – Но нельзя же вовсе от него отказываться! Вон Бранзилльо отбросил всякое благоразумие и сошел с ума.

      – Ладно, Сэнди, – сказал Деннис. – Я с тобой согласен. Но что произошло?

      Мег посмотрела на Чарльза Уоллеса, однако тот снова ушел в себя.

      – Как бы нам этого ни хотелось, – отозвался Сэнди, – но причуды погоды здесь, на северо-востоке Соединенных Штатов, никак не влияют на то, нажмет или нет какой-то безумец в Южной Америке на кнопку, чтобы развязать войну, которая, очень может быть, подведет итог всем войнам.

      Ребенок шевельнулся в животе у Мег, напомнив о жизни.

      – Папа, а президент собирался звонить еще?

      – Он сказал, что позвонит, когда… когда появятся какие-нибудь новости. Те или иные.

      – В течение двадцати четырех часов?

      – Да. Не хотел бы я сейчас находиться на его месте.

      – Да и на нашем несладко, – сказал Деннис. – Поразительно, как только мир в это вляпался?

      Чарльз Уоллес продолжал смотреть в окно:

      – Снег прекратился. Ветер сменился на северо-западный. Тучи расходятся. Я вижу звезду.

      Он отпустил штору.

      Миссис О’Киф кивком указала на него:

      – Ты. Чак. Я пришла из-за тебя.

      – Почему, Ма? – мягко спросил Чарльз Уоллес.

      – Ты знаешь.

      Он покачал головой.

      – Останови его, Чак. Останови Бешеного Пса Брана… Останови его.

      Миссис О’Киф выглядела сейчас старой и маленькой, и Мег поразилась: как она могла с такой силой надавить ей на плечо? И еще миссис О’Киф дважды назвала Чарльза Уоллеса Чаком. Никто никогда не называл его Чаком. Изредка – просто Чарльзом, но Чарли или Чаком – никогда.

      – Миссис О’Киф, хотите чаю? – спросила миссис Мёрри. – Или кофе?

      Миссис О’Киф невесело засмеялась:

      – Ну да. Не слушаете. Думаете, я деревенщина. Умные больно, слушать такое. Чак знает. – Она снова кивнула в сторону Чарльза Уоллеса. – Утром сегодня встала – не собиралась идти. Потом мне что-то велело идти, хочу или не хочу. Не знала, почему, пока не увидела тебя с их большими древними глазами, и Слово начало возвращаться ко мне, и я снова поняла, что