Плоды земли. Кнут Гамсун

на следующий день уходит. Ей опять дают с собой узелок, и поскольку Исаак работает на каменоломне, она делает небольшой крюк, чтоб не попасться ему на глаза.

      Через два часа Олина возвращается в усадьбу; войдя в горницу, она спрашивает:

      – А где Исаак?

      Ингер занята стиркой. Она знает, что Олине не миновать было пройти мимо Исаака и детей в каменоломне, и сразу чует беду.

      – Исаак? На что тебе Исаак?

      – Как на что! Да ведь я с ним не попрощалась.

      Молчание. Олина вдруг бессильно опускается на скамью, словно ноги ее не держат. Еще чуть-чуть, и она грохнется в обморок – по всему видать, ей не терпится сообщить что-то из ряда вон выходящее.

      Не в силах сдерживаться, Ингер поворачивает к ней полное бешенства и страха лицо.

      – Ос-Андерс принес мне от тебя поклон, – говорит она. – Нечего сказать, хороший поклон!

      – А что?

      – Зайца.

      – Да ну! – с удивительной кротостью роняет Олина.

      – Не вздумай отпираться! – кричит Ингер, дико сверкая глазами. – Не то заткну тебе глотку вальком! Вот тебе!

      Неужели ударила? То-то и оно. И когда Олина от первого удара не падает, а, наоборот, вскакивает и кричит:

      – Берегись! Я знаю, что я про тебя знаю! – Ингер снова колотит Олину вальком и валит ее на пол, подминая под себя и давя коленками.

      – Ты что же, решила убить меня? – спрашивает Олина. Прямо над собой она видит ужасный рот с заячьей губой, над ней нависла высокая крепкая женщина с тяжелым вальком в руке. Тело у Олины горит от ударов, она вся в крови, но продолжает визжать и не думает сдаваться: – Не иначе как ты решила убить меня!

      – Да, решила, – отвечает Ингер и опять бьет ее. – Вот тебе! Забью до смерти!

      Она совершенно уверена: Олина знает ее тайну, а остальное ей безразлично.

      – Вот тебе по рылу!

      – По рылу? Это у тебя рыло! – стонет Олина. – Сам Господь вырезал на твоем лице крест!

      Справиться с Олиной трудно, очень трудно, Ингер поневоле останавливается, ее удары ни к чему не приводят, они только утомляют ее. Но она продолжает грозить Олине, тычет вальком прямо ей в глаза, она еще задаст ей, так задаст, что она и своих не узнает!

      – Куда подевался мой косарь, вот я сейчас покажу тебе!

      Она встает, словно в поисках ножа, но яростный запал уже прошел, и она только с ожесточением ругается. Олина поднимается с пола и садится на скамейку, она вся в крови, лицо желто-синее, распухшее; откинув с лица волосы, она оправляет на голове платок, отплевывается; губы у нее вздулись.

      – Тварь ты этакая! – говорит она.

      – Рыщешь по лесу, вынюхиваешь, – кричит Ингер, – вот на что ты потратила это время, все-таки разыскала могилку. Но лучше бы ты заодно вырыла могилу и для себя.

      – Ну, уж теперь погоди! – отвечает Олина, пылая жаждой мести. – Больше я тебе ничего не скажу, но уж не видать тебе горницы с клетью и часов с музыкой!

      – Это не в твоей власти!

      – А уж об этом мы с Олиной позаботимся!

      Обе женщины кричат что есть мочи. Олина не так груба и голосиста, о нет, она почти кротка в своей жестокой