Плоды земли. Кнут Гамсун

вмешался землемер.

      Ленсман записал четверть мили на юг и спросил:

      – А в сторону гор?

      – Тут надо бы дотянуть до воды. До большого озера, – ответил Исаак.

      Ленсман записал.

      – А к северу?

      – Туда не так важно, – ответил Исаак. – Там болото и нет хорошего леса.

      Ленсман записал по своему усмотрению восьмую мили.

      – А на восток?

      – Тоже все равно. Там сплошь горы до самой Швеции.

      Ленсман записал и это.

      А после этого он с минуту что-то подсчитывал и потом сказал:

      – Владенье, разумеется, получилось большое, и, находись оно возле села, ни у кого бы не хватило средств на его покупку. Я назначу за все про все сто далеров. Как ты считаешь? – спросил он землемера.

      Тот ответил:

      – Да разве это цена!

      – Сто далеров! – воскликнула Ингер. – Не бери такого большого участка, Исаак!

      – Не буду, – сказал Исаак.

      – Вот и я говорю! – подхватил землемер. – Что вы станете делать с таким большим участком?

      Ленсман сказал:

      – Обрабатывать.

      Он сидел и старательно писал, изредка в горнице раздавался плач ребенка, а ему, должно быть, не хотелось переписывать все сызнова, и так ведь попадет домой не раньше ночи, да нет, не раньше утра! Он решительно сложил бумаги в портфель.

      – Иди запрягай! – сказал он землемеру. Потом повернулся к Исааку и заявил: – Честно говоря, следовало бы отвести тебе это место даром, да еще приплатить за твои труды. Я так и напишу в своем докладе. А там посмотрим, сколько с тебя возьмет казна.

      Исаак – одному Богу известно, как он к этому отнесся. Он, похоже, ничего не имел против того, чтобы участок и его непомерные труды оценили высоко. Должно быть, он вовсе не считал невозможным выплатить со временем сто далеров, потому ничего и не ответил; он будет работать как и раньше, будет возделывать землю и превращать сухостой и валежник в дрова. Верхоглядом Исаак не был, на случайности не рассчитывал, он просто работал.

      Ингер поблагодарила ленсмана и попросила его заступиться за них перед казной.

      – Конечно. Но я ведь ничего не решаю, я только сообщаю свое мнение. Сколько лет вашему младшему?

      – Ровно полгода.

      – Мальчик или девочка?

      – Мальчик.

      Ленсман был не строгий, но беспечный и не очень добросовестный. Своего землемера и судебного пристава Бреде Ольсена он и слушать не стал, важную сделку провел кое-как, крупное дело, решающее судьбу Исаака и его жены и судьбу их потомков, быть может, в бесчисленных поколениях, он закрепил письменно наобум, знай только писал. Но к новоселам он отнесся очень ласково, достал из кармана новенькую серебряную монету и вложил в ладошку маленькому Сиверту, потом кивнул головой и пошел к саням.

      Вдруг он спросил:

      – Как называется это место?

      – Как называется?

      – Ну да. Какое у него название? Надо записать название.

      Об этом никто и не подумал. Ингер и Исаак только переглянулись.

      – Селланро? – проговорил ленсман. Слово это просто вдруг пришло