Авось, Небось и Кабы (сборник). Лев Кожевников

останусь, бабушка, обязательно навещу. С гостинцами!

      Свистнул плетью над головой, и нет его. Только топот копыт эхом по лесу отозвался.

      А небо над избушкой совсем потемнело. Будто к ночи смеркается. Вдруг гром как грянет, да прямо над головой… Пень дубовый, на котором Данило сидел, загадки разгадывал, молнией в щепы разнесло. Баба-яга с перепугу в сторону от пенька шарахнулась. Насилу в себя пришла. А из чёрной тучи, откуда молния ударила, Царь-девица верхом на Змее Горыныче вылетает. На поляну пали.

      – Так-то ты, старая, наше добро стережёшь? Мало того, путь-дорожку указала, да ещё на ковёр-самолёт вора посадила!

      Баба-яга даже руками всплеснула.

      – Ох, деточка моя родная! Да разве вора я к тебе послала бы? Жениха я тебе посылала. Всем Данилушко взял: и умён, и силён, и собой пригож. И речи у него обходительные.

      Пуще того Царь-девица гневается.

      – Не вор, говоришь? А кто Жар-птицу украл? Кто яблоню с молодильными яблоками обобрал? Кто живую воду из колодца похитил?

      Но Баба-яга на своём стоит.

      – Для себя Данило корысти не ищет. Он человек подневольный. Что князь ему велит, то исполнять должен. А ты бы, деточка, чем гонять Данилу по лесу, будто зверя дикого, взяла б его под белы руки, напоила-накормила да спать уложила. А потом мирком-ладком да за свадебку. Засиделась уж в девках-то. Замуж пора!

      Хлопнула Баба-яга дверью и в избушку умелась. А избушка к гостям задом повернулась. И весь разговор.

      – Карга старая… жениха она мне нашла! – В гневе Царь-девица ножкой топнула. – Вора поймаю, голову ему оторву! Так и знай!

      Села она на Змея Горыныча, и исчезли оба в чёрных тучах под грозовые всполохи.

      7

      Долго ли коротко погоня злая длилась, кто знает? Вылетел Данило-охотник из лесу в чисто поле. Сутки скачет, другие… одна полынь вокруг, прошлогодняя, да снег под копытами.

      – Стой, Сивко-Бурка! Видно, нам с тобой от погони не уйти. Да и не привык я зайцем по полю бегать.

      Взял Данило в руки палицу булатную, шлем богатырский на голове поправил и врагов поджидает. А Змей Горыныч уже тут как тут, будто с неба, из тучи, свалился перед всадником. Из разверстой пасти дым с огнём. Но Данило-охотник щитом от огня прикрылся, да ещё палицей тяжёлой размахивает.

      – Подставляй лоб, чудо-юдо поганое! У меня гостинец для тебя припасён!

      Вспомнил Змей про разбитую голову. Поневоле попятился. Но тут Царь-девица в спор вступила.

      – Стой, Змеинушка! Я сама биться с ним буду. Насмерть!

      Встала девица перед Данилой, а в руках меч огромный, сверкающий. Крепко держит. Объехал Данило супротивницу со всех сторон, оглядел. Да вдруг с коня спешился и палицу булатную ей под ноги бросил.

      – Я, красна девица, биться с тобой не стану. Виноват я, не смог устоять перед красой твоей несказанной. Поцеловал в уста сахарные.

      Опустился Данило перед Царь-девицей на колени. Шлем в снег сбросил. И буйну голову опустил. Руби, дескать. Нет мне прощения. Занесла Царь-девица огромный меч, но… медлит как будто? А Данило-охотник уж и сам смерть выпрашивает:

      – Полюбил