При свете зарниц (сборник). Аяз Гилязов

стоял остолбеневший, без слёз, без слов. Его с двух сторон взяли под руки и вывели на свежий воздух. Прибывшим из района ничего не оставалось, как подтвердить, когда и по какой причине произошла смерть.

      Мирвали снова сидел на том же берёзовом чурбаке. К нему подошёл молоденький врач, казавшийся без халата ещё более высоким.

      – Абый!

      – А?… Что такое?

      – Наши возвращаются в район… Хоть крюк порядочный, но они согласны довезти покойницу до Карачурова…

      – До Карачурова, говоришь? И ты, значит, про то же?…

      – Она говорила, что вы туда едете…

      – Туда… туда… Только с ними я не поеду.

      – Почему?

      – Так.

      – А то мы на своей машине проводим.

      – И ваша машина не нужна.

      – Почему?

      – Коня ты мне дай, коня! Если уж не смог сохранить ей жизнь, то не поскупись, дай коня!

      Врач на секунду задумался.

      – Что ж, ладно. И подводу дадим, и возчика.

      – Возчика не надо. Один повезу… Не бойся, не украду коня.

      – Я не боюсь.

      – Если нужно, документы свои оставлю… Пойми, не хочется видеть мне живых людей!.. Коня обратно приведу… Я туда ненадолго… Быстро обернусь… Очень быстро!.. И папирос бы мне… Пачку бы!

      Врач мотнул головой в знак того, что документов ему не надо. Достал из кармана брюк пачку «Беломора» и коробок спичек. Около ворот, усевшись на землю рядом с пятнистым облезлым псом, плачет мальчонка. Нос у него в веснушках,ноги в цыпках.

      Из огромных глаз девушки падают крупные слёзы…

      Ветер крутится по двору, ласкает грядку с ночными фиалками и относит на улицу их сладкий аромат…

      На телеге, застеленной мягким сеном, васильками и клевером, вытянулась, устремив лицо в лазурно-золотистое небо родимого края, Шамсегаян…

      Конь фыркает, опасливо косится на странную поклажу, роет копытами землю, и мелкие комья летят из-под его ног, словно стайка перепуганных птиц…

      Врач стоит, положив ладонь на нагретую солнцем верею[8]. Рядом сёстры и санитарки. Провожают. Телега катится по улице ровно, бесшумно.

      На белых-белых гусей, сидящих на зелёной мягкой мураве, на мгновение падает большая чёрная тень Мирвали…

      3

      Сперва скрылись из глаз перегородившие деревню вдоль и поперёк всевозможные ограды, заборы и обвитые хмелем плетни с горшками и кувшинами на колышках, пелёнками и старыми серпами, затем не стало видно пожарной каланчи, сбитой из серых покорёженных досок, и пожарника, со скуки уныло подперевшего щеку; наконец исчезли окутанные вечерней влажной мглой тополя, росшие по берегам пруда и под мостом…

      Деревня осталась позади…

      Он так и не спросил, что это за деревня. Выехал за околицу и не оглянулся назад. Больше того, когда встречные с любопытством ощупывали глазами его фигуру, коня и телегу, он даже ни разу не поднял головы, не посмотрел на них и не ответил на несмелые приветствия. Ему всё казалось, что кто-то остановит

8

Верея – косяк, столб у двери и у ворот.