При свете зарниц (сборник). Аяз Гилязов

сказала Махибэдэр и заплакала, зарывшись лицом в мягкий пух платка. Раз привёз такой подарок, значит, уж не будет уговаривать ехать с ним в город… Старая сама не могла понять, рада или не рада она этому.

      В открытом чемодане лежал ещё такой же платок.

      – Этот кому? – Махибэдэр испуганно и радостно подняла голову. – Снохе?

      – Снохе?… – Исхак грустно усмехнулся. – Да нет… Это для Банат-апа[3].

      – Пусть и для Банат будет. Хорошо… – Махибэдэр ощутила, как кольнула сердце ревность. Банат с матерью уравнял, хорош, нечего сказать!.. – А снохе что? Или без подарка обойдётся?

      – Пока обойдётся… Нет пока снохи, мама…

      Махибэдэр снова залилась слезами.

      – Эх, сынок, сынок… Видно, живой мне не дождаться, когда ты женишься… Грех мёртвых ругать, но кто её поставил на твоей дороге, эту дочку Хаерлебанат! Опять уйдёшь и пропадёшь там?

      Исхак отвёл глаза, вытащил вторую шаль из чемодана, аккуратно завернул в газету и положил на край сакэ[4].

      – Надо сходить, мама… – сказал он, помолчав. – Ты сама знаешь, что надо…

      Махибэдэр вскинулась, даже щёки покраснели пятнами. Ей захотелось вспылить, наговорить сыну обидных слов, но сдержалась. Столько лет ждала этой встречи, и теперь по-глупому разругаться? Нет… Только на сердце стало горько и сухо, словно песком присыпало…

      – От Нуруллы-абзый письма приходят, не слыхала, мама?

      – Слыхала, приходят. Никак не успокоится, бродяга, всё ездит. Счастья, видно, ищет. Давно я не встречала Хаерлебанат… У каждого свои дела, свои заботы.

      Исхак поднялся.

      – Хоть сегодня побудь дома! Я на тебя и поглядеть-то не успела.

      – Да я не надолго, мама… Скоро вернусь.

      Вот вышел во двор. Открыл ворота. Закрыл. Постоял немного, держась за ручку калитки. Закурил, видно, размышляя о чём-то. Потом зашагал в нижний конец деревни.

      Махибэдэр, наблюдая за сыном в окно, всё не верила, что он пойдёт к Банат. Надеялась, что повернёт в верхний конец, к Хусаину, в правление. Неужели так тянет его старая любовь, что, двух слов с родной матерью не сказав, заторопился в дом Сании?

      Старая опустила голову на подоконник и тихо заплакала.

      Но вот снова скрипнули ворота, Махибэдэр вскочила, утирая лицо подвернувшейся под руку тряпкой. Вернулся, слава Богу!

      Кто-то кашлянул во дворе. Это не Исхак.

      – Здравствуй, Махибэдэр-тути!

      Хусаин…

      – Здравствуй, сынок Хусаин… С Исхаком пришёл повидаться?

      – Люди видали, приехал будто?

      – Приехал… – У Махибэдэр снова навернулись слёзы. – Видишь, дома нет… Ушёл…

      Хусаин потоптался у порога, отводя глаза. Сказал бодрым голосом:

      – Ну что же, увидимся, раз приехал. Я так, по дороге заскочил… Ничего, пусть сходит, куда ему надо, повидается… Придёт и наш час, не огорчайся, Махибэдэр-тути…

      Махибэдэр кивала головой, тайком утирая мокрые ресницы кончиком платка. В то, что придёт и её час, она уже не верила сегодня. Хотя Хусаин говорил

3

Апа – старшая сестра, тётя. Почтительное обращение к женщине, старшей по возрасту.

4

Сакэ – невысокое, в виде помоста, возвышение, нары.