Пока тебя не было. Мэгги О`Фаррелл

дом лучше нее самой.

      Она сказала об этом шутя и легко, как ей казалось, когда они вместе раскатывали на кухонном столе тесто (или это она лихорадочно вырезала из него печенье формочкой в виде кошки, которую купила за несколько дней до того, пытаясь не обращать внимания на то, что девочки сидят, скрестив руки на груди, и таращатся на нее?). Моника не нашла чистую прихватку (потому что сожгла очередную из-за этой чертовой печки), и старшая из девочек, Джессика, соскользнула со стула, подошла к ящику буфета, вытащила чистую прихватку и молча протянула ее Монике.

      – Вы тут все знаете лучше меня, я смотрю, – сказала Моника, вымученно улыбнувшись.

      Джессика пригвоздила ее к месту долгим немигающим взглядом.

      – Мы тут всю жизнь прожили, – сказала она. – Флоренс прямо здесь и родилась, – она показала влево, – на полу. Мама так ругалась. Папе разрешили перерезать пуповину.

      Моника застыла, по ее пальцам расползалась обмякшая кошка из теста, а она не могла отвести глаза от половиц под окном. С тех пор она не могла на них наступать.

      Она так старалась с дочками Питера. Изо всех сил старалась. У будней, которые девочки проводили у матери, появился отчетливый ритм. Понедельник, когда они уезжали, сжирал шок, ее голову окутывало черное облако паники и бесполезности, вторник уходил на поправку, среда на подавленность и отчаяние: Флоренс и Джессика ее ненавидели, что бы ни говорил Питер. Она видела это по глазам, по тому, как они отшатывались, если она подходила слишком близко, как испуганные лошади. Все это было безнадежно, полная катастрофа, из нее никогда не выйдет нормальная мачеха, о хорошей и говорить нечего. В четверг она просыпалась рано и вела с собой беседы: у нее хорошо получается с детьми, она, считай, вырастила Ифу, а это было не сказать чтобы просто – так ли сложно будет совладать с девочками Питера? Пятница посвящалась тщательным приготовлениям: Моника покупала раскраски, акварельные краски, куколок для катушечного вязания, мягкие мячи пряжи. Ставила вазы с цветами на тумбочки возле кроватей. Выкладывала на кофейный столик прессы для гербариев, книги о природе, комиксы, клей, пластилин, яркие нитки для вышивки: она научит их вышивать, шить! Они вместе станут делать подарки к Рождеству: очечники, бархотки для обуви, сумки для пижамы, носовые платки с монограммами. Она представляла, как Питер увидит их втроем, тесно усевшихся на диване, за шитьем футляра для банки с табаком ему в подарок. Как он будет рад, поняв, что она победила, что она их приручила.

      Потом наступал вечер пятницы, и Моника встречалась лицом к лицу с двумя детьми в одинаковых вельветовых платьях, заказанных по почте, подолы у которых уже висели немножко неровно, – как ей хотелось распороть швы и переделать их как надо; дел-то на пару минут, – дети мчались по дому в поисках кота, которого любили.

      Дженни, их мать, быстренько устроила так, чтобы кот остался на попечении Питера, когда они разъехались: настояла на том, чтобы это создание продолжало жить тут. И Моника быстро догадалась почему. Животное не понимало, что можно есть, а что нельзя: оно сжирало куски бумаги, резинки