.

В свете луны голубое бумажное пальтецо и кокошник с коряво вырезанной снежинкой выглядели вполне натурально, круглолицее личико казалось разрумяненным. Я смотрел на подарок оценивающе, без восторгов, без мыслей, но с помыслами. Не так, как на подарки в детстве. Правда, в детстве мне никто ничего из секс-шопов не подносил. Надувные предметы были, но другого предназначения. Какие-то пустяки. Желанные, долгожданные пустяки. У каждого возраста свои заморочки. Наверное, счастье детства в том и состоит, что всерьез дети думают исключительно о пустяках. Некоторые, как выяснилось, исподволь к этому привыкают и втягиваются. Только счастье не терпит взросления, – подумал я значимо, – а привычки – те да-а, терпят вовсю…

      Я пересел на пол поближе к искусственной, щедро политой хвойным ароматизатором елке и такой же ненатуральной подружке. Мысль родилась глупая, ерническая: как однажды, в старости, на остывшем супружеском ложе буду бесстыдно поддразнивать невозмутимую бабку небылицами об этом странном свидании. А Снегурочка, скажу ей, через ниппель подтравливала. Поддувать приходилось все время, это сильно мешало.

      Жаль, у людей такой ниппель не предусмотрен. Куда достойнее была бы конструкция. А то спортзалы, диеты… Или уже есть что-то подобное в эстетической хирургии? С другой стороны – куда его вошьешь.

      От пикантного воспоминания по спине пробежал мураш. Я не знал, к чему его приписать – к стыдливости или залежался? Как выяснилось, и резиновая женщина в пьяную новогоднюю ночь может спровоцировать на… В общем, черт знает на что. И мы с ней знаем. Трое нас: черт, я и она. При этом любопытство удовлетворили только двое.

      «Четверо, сынок, четверо. И не говори, прошу тебя, что я с чертом вместе. Мы с ним за совершенно разные клубы играем».

      «Иногда я в этом сомневаюсь».

      «Иногда всякое и бывает. Но уж точно не в тот раз. И, сын, от твоих романтических воспоминаний сильно отдает перепревшей резиной. С чего бы это?»

      «В самом деле – с чего? Даже не догадываюсь. Тальком должно пахнуть, тальком».

      Как-то само собой все получилось. До того случая я всегда думал, что провокация – никакая не стихия, не страсть, а игра ума. Даже если речь о глупости. Впрочем, если разобраться, провокация и не была стихией. Стихией, скорее, оказался ответ на провокацию. Интересно, это я сейчас себе польстил?

      «Не думаю, если тебе интересно мнение матери. Стыдитесь, юноша».

      «Стыжусь. Нет, ну, правда, стыжусь. А с другой стороны, делов то…»

      «Делов. Мы лингвисты-журналисты».

      «Досадное стечение жизненных обстоятельств и юношеская несдержанность. К тому же гарантированное отсутствие последствий. Кстати, ты ведь сама меня наставляла…»

      «Учила».

      «Пусть учила. Есть разница?»

      «Разумеется. Обучение предполагает передачу знаний, а наставление – опыта».

      «Не понимаю. То есть у тебя не оказалось опыта, скажем… флирта с резиновой женщиной?»

      «Балда».

      «В этом всё дело. Ты уверена, что я твой сын?»

      «Не сомневайся».

      «Честно?»

      «Святые