Наследник. Андрей Виноградов

К старости готовиться надо, потому что удивляться в старости для здоровья нехорошо. Удивление в старости для него, здоровья, первейшая опасность. Ну ты понимаешь, о чем я. Помереть, одним словом, можно от неожиданности. А ты – раз, и уже опытный! Ничему не удивляешься. А почему? А потому, что загодя подготовился. И кому за это спасибо? Вот так. И развлечешься, и, глядишь, выживешь. Как тебе мысль, племяш? Крутая, скажу тебе, вещь… Я вот сейчас подумал: любой возраст задать можно, какой хочешь, все регулируется, настраивается. Мадам, уже падают…

      Пришлось оторваться от застолья и шепнуть вбок:

      – Слюни… Слюни падают. Подбери, да пошустрее. Обстоятельно мыслишь, Дядя Гоша, я так не умею.

      – А ты учись. Пошустрее ему. У самого соображалка со скрипом, не мысли, а заусеницы, а туда же – пошустрее…

      Вот же рожа… «Мадам, уже падают…» Поэт! А ведь что воспевал? Презерватив для неудачников. «Бабоимитатор».

      – Завтра же в дворницкую отволоку. Кончится твое веселье.

      – На и дурак. И не в дворницкую, а в мастерскую.

      Еще один жонглер словесами. Почему «еще»? Кто до него был? А я не помню. Наверное, дворник и был.

      Обитатель «мастерской» фигурой был колоритной. Пивной объем его талии больше подходил для пожилого майора полиции. Нос – для дружеских шаржей на Депардье. Лысый, глазки маленькие и мутные, словно специально созданные для того, чтобы поменьше грязи видеть вокруг. И хотя для дворника такое зрение аккурат, пожилому майору полиции, опять же, тоже не помешает. К тому же был он записным мастером тонкого диалога и уместно спрямлял лихо закрученную мысль художественным словом. Тем, что нынче принято относить к малохудожественным, порой подсудным. Сам, возможно, так не считал, скромничал. Зато я, как и наши общие знакомые, ценил его прямоту. Ту, что нынче помещена под стерилизующий культуру запрет. Если в людей типа нашего дворника зашивать торпеды-цензоры, как «зашивают» пьяниц, то речь их станет бессвязной, уподобленной тексту, напечатанному на машинке, растерявшей добрую половину букв.

      Мастер… – как осенило. – Так ведь он вправе дворницкую мастерской именовать. А я дурак. Как же упустил очевидное из виду? Очевидное или все-таки ухослышное?

      Вот так подумалось, словно о чем-то важном. Словно это что-то в жизни меняет. Завидно знать, что есть люди, которые запросто, изо дня в день думают так, как мне за всю жизнь не надумать. Я же играю на поле серьезных раздумий о совершенно неважном. И все больше в защите. Особенно по утрам, когда валяюсь в постели, как сейчас. Это от того, что по-настоящему важного в моей жизни с полжмени не наберется. Да и сам я, если вдуматься, жилец на этой земле неважный. Жилец – не vipец. По крайней мере, пока неважный. Вот и разнашиваю мелочи – какую на полразмера, какую – на размер. Себя дурить не научишься – никого не обманешь, а без этого… Без этого никак! Без того, чтобы надурить, вообще ничего не сложится. Лопнешь булькой на воде – как и не было тебя. Я так не хочу. Словом, тренируюсь. Главное, бесконтактно, если иметь в виду УК РФ. Это важно. Но чутье и внешние наблюдения