Наследник. Андрей Виноградов

Чего, спрашивается, ему среди нас делать?»

      «Нас с тобой? То же, что и мы: выпивать, закусывать».

      «Тогда дважды молодец, что передумал, он же натурально прорва».

      «Жлоб».

      «От жлоба и слышу».

      Это жлобство проросло во мне не из воздуха. Обитаемый мир московского времени уже перевалил за новогоднюю полночь, но еще не окончательно растерял задор, мотивация на столе еще не иссякла. Гуляли широко и вроде бы уже без повода. Проще говоря, на деталях никто не зацикливался, соответственно звучали и тосты. Они больше подошли бы к Международному женскому дню и даже маёвке, чем к физическому преодолению порожка в неизведанные следующие триста с лишним дней. Впрочем, окончательно позабыть «А какого собрались?!» не позволяло повсеместное благоухание хвои. Это обстоятельство, надо признать, никоим образом не мешало восхвалению славных и отчаянных женщин, таких же казаков, споро махавших нагайками и шашками в Первомай… Застолье не лучшее место для осмысления зигзагов истории, если только не учредить Дом историка, обязательно с рестораном.

      Наконец, подъели знатно, выпивки опять же сохранилось – блошиные слезы. И те еще страждущим предстояло собрать.

      Тут наш дом вдруг разом ослеп и, как по команде, сразу же разорался до невозможности. Наверное, народ понадеялся горлом разогнать темноту и местный ЖЭК, под какой бы личиной эта шарага теперь ни скрывалась. Мы с гостями тоже в грязь лицом не ударили, вывалились, как и все, гуртом на балкон. Редкое, надо сказать, единение душ для последних лет, только и могущих, что разделять. Жизнь нас разделяет, а вот властвует – что ни попадя: обиды властвуют, зависть, недоумение…

      В ту ночь вопрос: «Что же за сплоченность вдруг обуяла отдалившихся друг от друга людей?» не возник. Общее, одно на всех, поломалось. Ощущение должно быть сродни объявлению о начале войны. И еще предчувствие, тоже одно на всех: скидываться придется. Но, возможно, не всем: те, кто громче всех горлопанит, обычно в сборщиках ходят. Эту редкожизненную, если допустить аналогию с редкоземельными, удачу роздали «штучным» людям. Я в списке не значился. Во втором списке, резервном, тоже.

      По этой причине кричал я скромно, это о силе звука, но с чувством, что касается текста. Догадывался, что мне ни с какой стороны не светит примкнуть к клану сборщиков. Хотя бы потому, что отнимать у людей то малое, что осталось – не мой конек. Я и не орал, просто кричал, без надрыва, старался взять острым словом. Впрочем, давно усвоил науку: словами закаленное российское ЖКХ трепетать не заставишь. Даже не удивишь. Оно и не чухнется. С ним по-другому надо. Только нарочитая обходительность может выручить. Эдакая подчеркнутая вежливость, но с горчинкой. Как шоколад с высоким содержанием какао. Понимай – настоящий шоколад. Но и тут велика опасность, что не поверят. Не ровен час, и того хуже – за подставу сочтут. Кликнут участкового: «Пьяный тут куражится, приезжай забрать от греха подальше». То есть согрешат, чтобы от греха подальше.

      А шуметь на эту закаленную публику точно нет смысла. Как и раньше