Уровни абсурда. Виктор Емский

патлы вчерашнего проходимца, и его длинный нос усиленно дышал в такт тревожно бьющемуся захарову сердцу.

      Нос повернулся к стрельцу, замер на секунду и Захар услышал:

      – Опять двадцать пять!

      – Почем рожь нонеча? – выдал стрелец заготовленную ранее фразу.

      Рука его метнулась вперед, схватила ворот кафтана лазутчика и резко дернула на себя. Вор перелетел через верхний брус стены как мешок репы. Грохнувшись на доски настила,

      лазутчик тут же потерял сознание. Захар, не мешкая, достал из кармана моток веревки и быстро связал ему ноги. Потом взял в руки бердыш и концом его древка слегка стукнул по голове незадачливого лазутчика. Тот сразу пришел в себя.

      Глядя мутными глазами на Захара, ночной проходимец тихо сказал:

      – Ну чего ты пялишься? Видишь, жизни мне нет. Надо мне здесь пройти. И все…

      Слова эти прозвучали столь тоскливо и безнадежно, что у Захара замерло сердце. Ему показалось, будто именно он, страж города, явился причиной всех бед и горестей невинного человека. Стрелец прислонил бердыш к стене, сел на корточки перед лазутчиком и спросил:

      – Слышь, скажи ради бога, ну чего тебе здесь надо, а?

      Патлатый подергал связанными ногами и ответил:

      – Мне нужно просто залезть на стену, спуститься с нее и дойти до храма Евлампия Затрапезного. Только в этом месте и только ночью.

      – Зачем? – удивленно спросил Захар.

      – Я не ведаю сего, – тяжко вздохнул патлатый. – Но зато я знаю, что как только сделаю это – жизнь моя вернется ко мне опять. Я ведь действительно купец. У меня в Чернигове две суконные лавки…

      – Ты что, юродивый?

      – Я уже и сам не знаю, – махнул рукой патлатый.

      Он повертел головой из стороны в сторону и вдруг, наклонившись к стрельцу, горячечно зашептал:

      – Понимаешь, нашло на меня что-то! Вот знаю, что надо сделать, а зачем – неведомо мне! Может, бесовская сила мною овладела, может – божья благодать свалилась на темечко. Мне от этого не легче. Да и какая разница, если я ничего с собой поделать не могу? Лезу и лезу на стену, как проклятый! И буду лезть, пока не выполню поручения, навязанного мне неизвестными силами, или пока не убьет кто-нибудь, типа тебя…

      – Так тебе, мил человек, в церковь надо, – оторопело сказал Захар.

      – Я туда и иду! – воскликнул патлатый. – Только поверху, понимаешь? Почему, зачем? Не знаю я! Но ничего не могу с собой поделать!

      Лазутчик опустил голову на грудь.

      Захару почему-то стало жалко собеседника. Но в спину вдруг дунул холодный ветер, который заставил стрельца поежиться. В голове крепостного стража тут же всплыла двухцветная (черно-белая) лубочная картинка, которую он видел у одного из своих соседей по слободе. На ней был изображен ветхий домишко, занесенный снегом по самую крышу. Сверху картинки полукругом топорщились кривые буквы, которые гласили: «Тобольск». Рядом с сугробом стоял, подбоченясь, здоровенный медведь с нахальной мордой, странным образом похожей на