Уровни абсурда. Виктор Емский

ему кулаком в нос. Теперь нюхало Мак Кормика похоже на пятак свиньи, и он ничем не отличается от товара, которым торгует его презренное семейство.

      – Молодец, – сказал довольный Бэнгл. – Эх, старина Джерри… Сколько мы пережили вместе с тобой! Ну ладно, пора спать. Уходи, а то дьявол в черт знает который раз за день заставит нас вспоминать старое, и мы налижемся, как испанские солдаты в доме терпимости…

      – Шлюхи, ко мне! – раздался вдруг вопль попугая.

      Бэнгл с Томпкинсом посмотрели на птицу. Фунт, подпрыгнув на жердочке, так же громко добавил:

      – Юбки долой!

      – Я же говорил – пора спать, – утверждающе сказал Томас.

      – Да, кэп, – согласился матрос. – Но я зашел, вообще-то, не затем, чтобы рассказать о мяснике, ядро ему в ухо. Я зашел для того, чтобы сообщить, что у наших дверей торчит какой-то лорд. Важный – как гамадрил после случки.

      – Правда? И что ему нужно в столь поздний час?

      – Он говорит, что у него есть срочное дело к капитану Томасу Бэнглу, то есть – к тебе, кэп.

      – Ну, тогда позови его. Только будь с ним почтительнее. Мало ли, что за гусь, пирс ему в трюм, чтоб мачты не шатались.

      – А если он нагадит? За дверями дождь идет. Затопчет же всю гостиную как хряк грядку!

      – Скажи, чтоб не топтался.

      – В каюте не с-с-срать! – крикнул попугай.

      – Вот-вот, – кивнул головой Бэнгл. – Об этом ему и скажи.

      – Хорошо, кэп, – согласился Томпкинс.

      Он развернулся, отчего его тут же понесло в сторону. Но Томпкинс, как опытный моряк, на ходу выправил крен и, плавно вписавшись в проем двери, отправился говорить позднему гостю о правилах приличия.

      Бэнгл, задумчиво почесав нос, встал в центре гостиной и застыл в ожидании.

      Через минуту в холле забубнили два голоса. Потом разговор стих и до ушей Томаса долетел непонятный глухой звук. Более всего он походил на шорох, издаваемый мешком угля при сваливании его в угол. Бэнглу это показалось странным, но он не придал звуку особого значения, так как в дверях возникла долговязая фигура позднего гостя.

      Овальное лошадиное лицо джентльмена среднего возраста, окантованное по бокам рыжими обезьяньими бакенбардами, торчало вперед большим шестидюймовым носом, имевшим потрясающее сходство с форштевнем боевого королевского фрегата. Лорд был одет в мешковатый плащ, из-под полы которого торчали ноги, обутые в грязные кавалерийские сапоги. Голова джентльмена красовалась модной пуританской шляпой с высокой тульей, опутанной лентой с бронзовой пряжкой, выкованной в форме птицы, напоминавшей почему-то объевшегося падалью грифа. По всей видимости, пряжка все-таки изображала гордого орла, но старческие глаза Бэнгла этого не видели. Зато они сразу заметили взгляд посетителя, кипящий какой-то странной жаждой деятельности.

      Длинную трость и перчатки джентльмен держал в левой руке, видимо, собираясь здороваться правой. Но Томасу гость совсем не понравился, и потому он убрал обе руки за спину.

      Посетитель, поражаясь неучтивости