Смертью храбрых. Александр Сергеевич Долгирев

свою вину?

      – Нет, господин коммандан, я согласен с обвинениями выдвинутыми полковником Борелем, но я не признаю свою вину.

      – То есть, вы совершили эти преступления, но не считаете себя виновным?

      – Можно и так сказать.

      Мишо сел на скрипучей кушетке, на которую был положен тонкий матрац, и сделал приличный глоток из бутыли. Разговор с Огюстеном, казалось, ничуть его не интересовал.

      – Мишо, вы понимаете, что вас могут расстрелять за это?

      Капитан поставил бутыль на стол, утер рот рукавом формы и, наконец, ответил:

      – Да, господин коммандан, понимаю.

      «Расследование может оказаться несколько короче, чем я полагал…» – Огюстену нужно было нащупать хоть какой-то контакт с Мишо, но тот не оставлял самому себе шанса. Наконец, Лануа спросил:

      – Вы хотите жить, капитан Мишо?

      Капитан впервые посмотрел Огюстену прямо в глаза. Он внимательно вглядывался, будто желая увидеть в них ответ на какой-то неведомый Лануа вопрос. Коммандану было некомфортно под этим взглядом, но дерзости в темных глазах Мишо не было, а значит, не было и повода его прервать. К своей чести Лануа не отвел глаз – людского взора он не страшился. Неожиданно Мишо ответил:

      – Да, хочу, господин коммандан… Вы позволите?

      Огюстен даже не сразу понял, о чем его просят. Он проследил за направлением взгляда капитана и понял, что тот смотрел на кусок копченого мяса, лежавший на жестяном блюде. Лануа кивнул и Мишо принялся за еду. Возникшую паузу Огюстен использовал на создание нового плана разговора, потому что прошлый пока летел ко всем чертям.

      – Простите мою невежливость, господин коммандан. Хотите?

      Капитан подвинул блюдо с лежавшим на нем куском сыра в сторону Лануа.

      «Может быть, это тот самый момент…» – не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, Огюстен взял сыр и отломил себе половину. Сыр не потрясал воображение и на взгляд Лануа был изрядно пересолен. Коммандан осознал, что запил сыр вином только, когда поставил бутыль на стол.

      – Господин коммандан, дело в том, что полковник Борель абсолютно прав. Все, в чем он меня обвиняет, имело место, но я считал свои действия правильными в тот момент, считаю их правильными сейчас, потому и не вижу смысла устраивать из моей неизбежной смерти фарс или, тем более, трагедию.

      Капитан возобновил собственный допрос так же неожиданно, как и прервал. «Ничего я тут не сделаю…» – Огюстен понял, что разговаривает с тем, кто уже все понял и со всем смирился. Единственное, что ему оставалось в этой ситуации, это качественно сделать свою работу:

      – Расскажите о том дне, капитан Мишо.

      – Ну что же, если вам так хочется… Если позволите, я начну с вечера десятого ноября – именно тогда полковник Борель отдал нам приказ наступать на позиции бошей в районе Верт-Равине. Кстати, я так и не увидел там оврага, только ровное поле⁵…

      – То есть приказ о наступлении вы получили не утром одиннадцатого?

      Огюстен позволил себе

5

«Верт-Равине» с французского переводится, как «зеленый овраг».