Брелок с тайным посланием. Генрих Генрихович Кранц

горячим швом пересекающей щеку, он никак справиться не мог. Хотя и пытался…

      – Да и вообще, карантин, это никакая не болезнь. – сказала мама. – Это всего лищь временная и-зо-ля-ция…

      Она хмыкнула, словно удивившись – каких только слов не понапридумывают.

      – А что это такое?

      Впереди на расстояние трех-четырех метров на сизом от инея асфальте что-то мигнуло: вначале красным, а потом зеленым цветом. На секунду потухло и снова вспыхнуло: раз-два…

      – Ну, вот допустим, ты покупаешь в магазине пакет яблок. Приносишь их домой, высыпаешь и видишь: все яблоки красные, спелые, а одно зеленое, недозрелое…

      Они уже были в двух шагах от лежащего на асфальте предмета и Лешкин попытался замедлить шаг, чтобы понять, что же это такое: фонарик…коробочка с лампочками…шар?

      – …тогда ты ставишь яблоки на стол, а зеленое – изо-ли– руешь– кладешь его подоконник на солнышко, чтобы оно доспело…

      Лешкин на мгновение выпустил свою руку из маминой ладони, чуть поотстал. Раз – одним движением сгреб теплую коробочку с асфальта и сунул ее в карман.

      – Не отставай! – сказала мама, не поворачивая головы. – А ты так мы до вечера не дойдем…Теперь понял, что такое – изо-ля-ция…

      – Понял! – буркнул Лешкин. – Я зеленый и недозрелый. И теперь должен лежать на солнце и загорать…

      – Не загорать, а …дозревать! – поправила мама. – Ничего, недельку посидишь дома, пусть вся зараза из тебя выйдет…И баловство в придачу…

      – А как она из меня выйдет? – Лешкин представил себе заразу – толстую, противную, на двух мохнатых кривеньких лапках, – у нее что, есть конечности?

      Он боролся с желанием вынуть найденный предмет и хорошенько его разглядеть. Что же это такое? И правильно ли он сделал, что подобрал его с асфальта. Может, показать его маме?

      – Лешкин, не морочь голову. Никаких ног у заразы нет. Хотя…– она призадумалась. – Как-то же она передвигается…Верно?

      На пересечение набережной и проспекта в ожидание зеленого сигнала светофора бесновалась стайка школьников. Они громко визжали, размахивали портфелями и вели себя так, как будто только что сбежали из зоопарка. Немолодая учительница фыркала и кричала, но дети продолжали куролесить как заведенные.

      – Фу, какие невоспитанные ! – сказал мама. – Надеюсь, ты ведешь себя лучше?

      Лешкин пожал плечами. А что он мог сказать? Нет, он понимал, что эти сопливые первоклашки (судя по новеньким ранцам, они только-только пошли в школу) вели себя плохо. Шумно, глупо. Но Лешкин не сомневался, что если бы он со своим четвертым «А» оказался на их месте, он вел бы себя точно так же. А то и хуже. Одно дело, идти из поликлиники домой вместе с мамой, зная, что впереди неделя тоскливого карантина, и другое – вместе с Борькой Локтевым и Юриком Шмагиным топать в музей. Или в цирк. Тут сам за себя не отвечаешь…

      Вспомнив, что ему еще неделю сидеть дома, пить теплое молоко, глотать витамины и решать задачи, которые так любит мама, он снова ощутил на щеке предательскую слезу. И если бы не квадратик теплой пластмассы в кармане, он бы обязательно всхлипнул.

      – Ладно, не хнычь! – мама почувствовала, что ему опять стало плохо. – Доктор сказал, что тебе нужно гулять как минимум два часа в день. Придется гулять…

      Хоть за это можно сказать спасибо доктору! Лешкин чуть не подпрыгнул от радости. Гулять два часа в день – это круто! Это меняет дело!

      Они уже дошли до своего двора, когда мама сказала.

      – Я забегу в магазин, а ты иди во двор и поиграй. Но только, – она внимательно посмотрела ему в глаза, – с незнакомцами не разговаривать, никуда не уходить, на вопросы не отвечать. Понял?

      Мама могла бы и не спрашивать – обо все этом он знал еще в четыре года. Когда ходил в садик. А сегодня ему уже девять! А это совсем другое дело.

      Иногда Лешкин представлял себе любимый двор полем сражения. Вот здесь, прямо под окнами старухи Кордебалет, располагались фаланги Александра Македонского. В коротких доспехах, собранных из железных пластин, в кожаных сапогах и с копьями наперевес. Причем копье каждого воина должно быть длинней копья впереди стоящего. Чтобы по итогу первая фаланга в случае необходимости могла ощетиниться копьями, как еж иголками!

      Иногда двор становился площадкой «Констрайка» – запутанные лабиринты, лестничные марши, темные, отсверкивающие огнем, стены.

      Но сегодня двор был кабиной инопланетного корабля. У них случилась проблема с топливом и пока дозаправщик со скоростью сто миллионов км. в час мчится на помощь где-то из области Альфа Центавра, им пришлось сесть прямо посреди большого города, населенного человеками. Командир корабля, разумеется, Лешкин. Нет, конечно, у него есть и другое имя, цифровое и звучное, как боевой клич. Но все по привычке зовут его Лешкиным. Так уж у них, инопланетян из седьмого пояса далекой Бетельгейзе (это звезда такая, типа нашего солнца) заведено. И еще у них принято звать друг друга так же, как зовут себя хозяева планеты, на которую они прибыли. Ведь с хозяевами следует считаться. А то они, неровен час, обидятся.

      Взойдя