Present Perfect Continuous. Борис Мир

И не назвал свое.

      Я поднял голову. Она стояла рядом, улыбаясь мне. Доверчиво и робко, и устало немного.

      «Потом. Когда-нибудь. Может быть…» Зачем? У других это же все сразу. Чем я хуже? Ну, возьму вдруг – обниму ее и поцелую в губы? Что она сделает: даст по морде? Едва ли. Ну, а если и даст: а что она – чем-то дорога мне, и я ее боюсь потерять? Тогда – гуд-бай: не знали друг друга – и дальше не знаем. Не страшно!

      Все-таки я был немного хмельной, чуть-чуть, самую малость, но – все-таки. И я сделал это очертя голову, боясь не успеть – не дать самому себя схватить за шиворот рассуждениями.

      …Она оказалась девственницей.

      …Проснулся я поздно и еще долго ворочался, не желая открывать глаза. Наконец разлепил их – и сразу открыл широко: вспомнил все.

      Я был один. Ее не было: где она было понятно по аромату горячих оладий, проникавшему с кухни. Я еще немного поворочался на перине.

      Она крутилась на кухне. Скворчало масло на сковороде, и кастрюля была полна пухлых ноздреватых оладий. А на столе – аккуратно нарезанные и разложенные колбаска с сыром, буженинка и рыбка дефицитная, банки со сметаной, вареньем, медом. И сама она – в свежем халатике, с чуть растрепанными волосами. Опустила руку с ножом, которым переворачивала оладьи, стоит и ждет.

      Я привлек ее к себе, поцеловал в шейку. Она закрыла глаза:

      – Выспался, да?

      – Ого, еще как! Давно так не спал. Никак толком не проснусь. Под душем бы ополоснуться.

      – У меня нет душа. И ванны тоже нет. Вообще, – казалось, для нее сейчас это было страшное несчастье.

      Тогда я наклонился к кастрюле с оладьями, втянул носом воздух и, восхищенно помотав головой, выдохнул его в звуке:

      – А-а-а!

      Я ополоснулся над раковиной – по пояс холодной водой, растерся подданным ею чистым полотенцем.

      Мы сидели и завтракали. Рядом. Ее полноватые руки с ямочками на локтях мелькали, подкладывая мне на тарелку то одно, то другое. Все было необыкновенно вкусным, но ей казалось, что я плохо ем.

      – Вам бы рюмочку вначале, да?

      – Рюмочку? Пожалуй, можно.

      – Да ведь нету: хотела сходить, пока спал, да… – она замолчала: казалось, может вдруг заплакать.

      – Ты боялась, что могу уйти без тебя?

      Она закивала.

      – Не ушел бы? Если бы проснулся без меня, а?

      Я пожал плечами:

      – Да нет, наверно.

      …Когда в мгновенном порыве решимости я, взяв ее за плечи, прижал к себе и потянулся ртом к губам, она не противилась: казалось, не могла.

      Потом мы сидели и молчали: тема «стенка» «Напредък» нам больше не требовалась. Покорная, тихая, она иногда вдруг отвечала поцелуем, похожим на взрыв, и прижималась ко мне, закрыв глаза: в каком-то ужасе передо мной, будто ища защиту от меня – у меня же.

      И так же прижималась ко мне потом – когда все было кончено, прятала лицо у меня на груди, и я тихонько