Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый. Нелли Шульман

красками листок, подарок от малышек. Констанца, мимолетно, улыбнулась:

      – После обеда они меня рисовали. Посадили на ковер, сунули мне кролика… – по телевизору они посмотрели короткий видовой фильм, о Москве. Констанца подумала:

      – Я два года в СССР, а Москвы я так и не видела. И не увижу… – она ткнула окурком в пепельницу, – чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Степан прилетит за мной…

      Ей, почему-то, казалось, что все произойдет именно так. Констанца даже прищурилась, пытаясь разглядеть в ночи слабые огоньки бортовых огней:

      – Сегодня, впрочем, нелетная погода. Натали не встречала Степана до войны, но помнит его фотографии…

      Соскочив с подоконника, Констанца подняла трубку внутреннего телефона. Говорить ей ничего не требовалось. Кухню обслуживали молчаливые женщины, хорошо выучившие ее привычки.

      Ожидая ночного кофе и яблок, Констанца забрала тетрадь, с рабочего стола. Зная, что ее вещи обыскивают, она писала шифром:

      – Даже талантливым математикам потребуется много времени, чтобы его взломать. Партайгеноссе Гаврилов точно с ним не справится… – Констанца внимательно рассмотрела изящный набросок:

      – У Лючии отлично получилось. Фотографий было никак не сделать, но я все запомнила…

      Взяв паркер, Констанца быстро начала писать, под рисунком семи скал, торчащих из плоской горы. Дверь открылась, на дубовый столик водрузили кофейник, и блюдо с яблоками:

      – Послать бы туда большую экспедицию, – вздохнула Констанца, – как в Антарктиду. Хотя в Антарктиде, с месторождением урана, все и так понятно. Но здесь надо еще разбираться… – почуяв запах свежего кофе, налив себе чашку, она вернулась к работе.

      В пристройке для технического персонала вечернюю пайку раздавали надзирательницы. В шарашке, как, между собой, заключенные называли конструкторское бюро, никто не носил лагерную форму или кители МГБ. Полковник Гаврилов приходил в бюро в хороших, штатских костюмах, инженерам и чертежницам позволяли вольные платья. Одежду женщины получали со склада. Надзирательницы тоже одевались в гражданские наряды:

      – Все равно, по их глазам видно, кто они такие, – мрачно сказала, однажды, Наташа Юдина, – к нам на зону после войны привезли девочек, из Равенсбрюка. Они говорили, что эсэсовки, в лагере, похоже смотрели…

      Ужин, как называли пайку в расписании, возили по коридорам пристройки на гремящих, тюремных телегах. В восемь часов вечера ворота шарашки наглухо запирались.

      При бюро работала собственная кухня. Из большого лагеря, по утрам, доставляли свежевыпеченный хлеб. Белые буханки и сливочное масло полагались только инженерам. Остальным зэка приносили сыроватые куски темного, ржаного хлеба и маргарин. Маргарин клали и в картофельное пюре, политое соусом от мяса. Само мясо тоже уходило на ужин инженерам.

      В восьмую комнату, как здесь назывались камеры, согласно раскладке, мясо, как и дополнительный сахар,