Летом перед грозой. Дмитрий Лекух

персоне будут окружающие.

      Ловить он предпочитает на тяжелые блесны и джиг и обладает страшным, нечеловеческим терпением, часами впустую «обстреливая» с мощной палки тяжелое тело реки джиг-головками в ожидании пятнадцатиминутного выхода судака.

      Ловит он при этом, надо отдать должное, очень и очень здорово. Возможно даже, хоть и тяжеловато в этом признаться, лучше, чем мы все вместе взятые.

      Я же – на удивление всеяден.

      У меня есть и квартира, и дом в ближнем Подмосковье, и жить мне нравится почти одинаково и там, и там.

      Мне одинаково нравится тяжелый джиг и работа деликатными палками.

      Вон даже нахлыст начал осваивать, на старости-то лет, блин…

      – Может, – поднимаюсь, – парни, я пойду, чайку закажу? А вы тут приберетесь пока. Хорош уже язык глебушкин водкой-то запивать, скоро все купе хреном с чесноком провоняет. А если кто хочет чем еще кроме чая продолжить, то вон, у меня в сумке сверху еще две бутылки вполне пристойного вискаря. Односолодовый, кстати. И торфяной.

      Глеб смотрит на меня почти с восхищением и тянет большой палец вверх.

      – Во, – кивает. – Ну, что тут еще-то можно сказать?! Мужик!

      Глава 8

      … На подъезде к Свири дождик неожиданно закончился, и купе залило солнцем. На перроне, когда мы туда наконец-то вылезли, тоже было солнечно, но все-таки довольно ощутимо прохладно.

      Дул легкий ветерок.

      Славка и Глеб, как только вышли, сразу же, как на пожар, схватились за мобильные телефоны.

      Я немного подумал и тоже набрал жену.

      – Что, – интересуется, – неужели уже в Петрозаводске?

      – Да нет, – смеюсь. – Просто Свирь, стоим здесь долго. Вот, вышел на перрон покурить, решил набрать.

      – Делать тебе, – хмыкает, – нечего.

      – Нечего, – соглашаюсь.

      – Ну да, – вздыхает. – Ты же в поезде едешь. А я сижу, статью заканчиваю. Потом еще к ней фотографии отбирать.

      – Понятно, – вздыхаю в ответ. – Все-таки два журналюги в одной семье – это некоторый, так сказать, перебор.

      – Не льсти себе, – ехидничает. – Ты уже давно не журналюга. Ты – лицо из телевизора. И интервью ты, кстати, уже давно не берешь, а даешь.

      Я сглатываю.

      – Проехали, – говорю, – любимая.

      Она на секунду замолкает.

      – Да, – сглатывает в ответ. – Извини.

      Некоторое время молчим.

      – Ладно, – вздыхаю. – Я же говорю, проехали…

      Она вздыхает в ответ.

      – Нет, я все понимаю. – Я прямо вижу, как красиво она кривит губы в телефонную трубку. – И что так надо. И что деньги из воздуха не берутся. И что мужик не может вечно быть даже очень удачливым щелкопером. И то, что ты по-прежнему отлично пишешь. Но в редакции ты, по-моему, был куда более счастливым человеком. Потом этот чертов бизнес. Про твои сегодняшние дела я и не говорю.

      Я чувствую, что еще немного, и она расплачется.

      Вот ведь черт.

      – Ингусь, – хмыкаю, – ты, по-моему, больше меня по этому поводу переживаешь. Береги себя. Главным для меня все равно было