Летом перед грозой. Дмитрий Лекух

друг другу руки.

      Славка принялся разливать.

      – А скажи, – все-таки решается, – Валерьяныч. Чё там в ваших верхах по Украине-то слышно? Ну ведь все равно в покое не оставим. Будем, как твой любимый кот, вокруг сметаны ходить. Так что лучше уж тут, в поезде поговорить. И ехать себе с чистой головой дальше на Кольский, как считаешь?!

      Я вздыхаю.

      – Это, – интересуюсь ехидно, – в каких «верхах»? Ты отечественную журналистику, что ли, в виду имеешь?

      Он кривится, подмигивает:

      – Знаем мы, – говорит, – твою «журналистику», Ва-лерьяныч.

      … Знает он, думаю.

      Убивать таких «знатоков».

      Но в ответ только вздыхаю:

      – Если б, – говорю, – ты, Славка, реально что «знал», ты б меня сейчас вообще ни о чем бы и не спрашивал. Потому как был бы ты тогда под очень, извини меня, даже и серьезной подпиской.

      Посмеялись.

      Я взял ломтик сала, завернул в него разрезанную пополам дольку чеснока, макнул в горчицу, положил на кусок черного хлеба.

      Поднял рюмку:

      – Давайте, – говорю, – парни, для начала выпьем. За то, чтобы дрянь, которая шагает сейчас по украинской земле, никогда не пришла на нашу…

      … Ларин покивал, пожевал губами.

      Славка просто выпил.

      Согласился, значит.

      Да и у меня водка тоже как-то очень по-доброму провалилась.

      Добавил к сооруженному бутерброду ломтик малосольного огурца, зажевал, горчица пряно обожгла рот.

      Подумал.

      Соорудил следующий и сразу же после этого понял, что что-то пошло не так.

      В смысле, – есть как-то сразу и неожиданно – расхотелось.

      Нда.

      Ну, да ладно, может быть, чуть попозже.

      .Гляжу, а парни – молчат.

      Смотрят.

      Ждут.

      Надо все-таки, стало быть, отвечать.

      Даже если и не хочется.

      – Плохо там все, – говорю, – мужики. Очень плохо. Там, похоже, теперь только война и будет. Долгая, гражданская и настоящая.

      Глеб мотает головой.

      Сглатывает.

      – Вот так вот, значит, – тянет, – говоришь.

      Я – только киваю.

      Глебушка отбирает у Славки бутылку и начинает решительно разливать по следующему «дозняку».

      – Нас, – даже не спрашивает, утверждает фактически, – естественно, тоже коснется?

      Тут даже Славян фыркает.

      – Нет, – кривится, – блядь. Нам дадут в стороне постоять. Ага…

      Смеемся.

      Негромко и не очень весело.

      Но – смеемся.

      А что нам, плакать, простите, что ли?!

      Лучше уж – если так.

      Глава 6

      …Проснулся я оттого, что мы где-то стояли, сильно храпел Славка и слегка побаливала голова.

      Натянул шорты, футболку, взял сигареты, вытолкал тело в коридор.

      Глянул сначала в окно, потом на часы, прикинул.

      Так.

      Пять минут десятого.

      Значит, Питер.

      Ладожский вокзал, если мне склероз, конечно, не изменяет.

      На перрон, что ли, выйти?!

      Подошел