Летописцы летающей братвы. Книга третья. Геннадий Федорович Ильин

с жёстким сарказмом, ничего хорошего не предвещающим, выплюнул он вопрос. – Кто тебе дал право копаться в чужом белье?

      – Что ты имеешь в виду, полковник?

      – Какое тебе дело, когда мы сдаём свои материалы Виноградовой?

      – Не поверишь, но никакого, – отреагировал я, сообразив, о чём идёт речь.

      – Тогда почему я должен получать втык от секретаря? Ведь это ты выразил недовольство за их задержку Бессонову?

      – А, вот ты о чём. Поверишь или нет, дело твоё. Но мне кажется, что наш союз хотят развалить и используют недозволенные приёмы. Если хочешь, расскажу всё, как было. Как на исповеди.

      – Говори.

      И я подробно выложил суть своих требований на предварительные заявки по иллюстрациям. Не более того.

      – Евгений Иванович ловко использовал моё недовольство в своих целях. Ему не по душе, что их компашке так и не удалось заполучить меня в свои сети. Вот и пытаются добиться цели не мытьём, так катаньем. Наша ссора как раз то, что им требуется. Отсюда и пустили по редакции дезу. Неужели непонятно?

      – В общем-то, похоже на правду, – поразмыслив, остыл Кисляков. – Да есть ли предел человеческой подлости? Зачем, спрашивается в задачнике, мутить в коллективе воду? Или рыбки половить хочется?

      Он с возмущением хлопнул себя по бёдрам и пообещал грозно:

      – Ничего, мы ещё поборемся. Мы ещё сделаем журнал читабельным!

      Поссорить меня с редакторами отделов «доброжелателям» не удалось. Однако стало ясно, что охота на лис объявлена.

      Противостоящая группировка на время затаилась и стала плести новые интриги.

      Не зря говорят: пришла беда – отворяй ворота. Не минуло и пол – года, как горькое известие снова заглянуло в наш дом. В первый день Пасхи на моё имя пришла телеграмма о кончине матери. И хотя я всё ещё находился «под колпаком», Миронов не препятствовал моему отъезду на похороны. Перед смертью все равны.

      Взяв пятидневный отпуск по семейным обстоятельствам и забрав у Редькина «Лейку», я кинулся на аэровокзал к Владимиру Михайловичу Басову. Знал, что у начальника всегда имелась броня для оперативников КГБ, государственных персон и влиятельных людей. В крайнем случае, он мог устроить бывшего лётчика в пилотскую кабину на откидное сиденье. Неудобства меня никогда не смущали.

      В тот же вечер я был в родительском доме, утешал, как мог, отца и принимал соболезнования от многочисленных родственников, друзей и подруг усопшей, планируя свои действия на завтра. Отец находился в глубоком стрессе, бил себя ладонью по лбу и всё повторял, что виноват в смерти жены. Я налил ему стакан коньяку, мы выпили, и он через несколько минут расслабился:

      – Как я её ни уговаривал, а настояла – таки на поездку в места нашей юности. Да ты ведь знаешь о её непреклонном характере. Сердцем чуял беду, а сдался под её напором!

      Приехали в Котово, отыскали немногих друзей своей юности, пообщались, а потом перебрались в Серино.

      Вот там – то всё и произошло. Сначала – то путём было. Нашли общих знакомых, как