Добрая память. Софья Хромченко

Уж за Гришенькой там пригляди!»

      Глаз матери, нынче от сына далекий,

      Видел мужчину младенцем, поди.

      Петр, не споря, кивнул. Стол накрыла

      На радостях зятю, и лишь по столу

      Можно приметить Арсеньеву было

      Пришедшую в дом без меньшого нужду.

      «Один при мне, Петя, сынок-то остался.

      Антон уж не бросит, – вздохнула она. –

      Да и куда бы хромой он подался?» –

      «Мать, по́лно! Судьба пощадила меня!»

      Антон не любил, чтоб о нем сожалели.

      К Петру вышел тот же – веселый, простой.

      Петр знал: сердце друга его не задели

      Кровавые бури эпохи лихой.

      «Мне Лизавета дитя подарила!

      Дочку! Та прелесть. Ей месяц всего! –

      Тут плач по избе прокатился ленивый,

      Словно как раз в подтвержденье того. –

      Мы Василисой дочь, Петя, назвали».

      Петр смолчал, что́ он думал о том.

      Спросил у Матрены: «Вы имя ей дали?» –

      Кивнула: «Не мыслила я об ином.

      Они так похожи! Как дочка роди́лась

      Антона, то сразу пронзила меня

      Мысль, что покойница к нам воротилась,

      Хоть так думать – грех. Нас простила она.

      Дом наш простила. Молчи лучше, Петя!

      Лизавета ревела: «Не дам называть

      Покойничьим именем!» Уж в сельсовете

      Смирилась. Хозяйка я! Мне выбирать!

      Тем паче Антон согласился…» Матрена

      Вся в этом поступке приметна была –

      Привыкши в семье главной быть неуклонно

      Могла и обидеть без умысла зла.

      «Думаешь, Лизка от дочки отходит?

      Как бы не так! Всё теперь за нее

      Делать приходится – глаз с той не сводит!

      Да я не в обиде (ведь внучка!) за то».

      Петру рассказала для Грушеньки вести

      О Маше: к той сватался Миша Круглов.

      Пойти бы и рада, да как быть им вместе?

      Родить ей нельзя. Отец выгнал сватов.

      После про всё сама Маше сказала.

      И Мише. Он парень хороший. Хотя

      Слышал, что с брата дитём оплошала,

      Что хворая, истово рвется в зятья.

      Вчера опять был. Уговаривал Машу.

      Уж так ее любит! Она-то ревет,

      А девка послушная. Как ей мать скажет,

      Так и поступит. Осьмнадцатый год!

      Петр вздохнул. Срок пришел, провожала

      Груша в Москву его. Как взять с собой

      Молила! Как слезы и ласки мешала!

      «Подвал так подвал! Ну и что ж, что сырой!

      Сгибну здесь, Петечка, – горе иссушит.

      Тоска без тебя». – «Мать и дочь береги.

      Может, потом буду жить где получше

      И всех заберу. Хорошо ль без семьи?»

      Так и уехал. Петра ожидала

      Снова беременной, вспомнив потом,

      Что места работы его не узнала –

      Петр всегда отводил разговор.

      Вернулся зимою. Письмо подстегнуло,

      Что худо жене. Ему мать написать

      Чужой рукой втайне от Груши дерзнула:

      «Совсем плоха Груша. В живых бы застать».

      Сына