Добрая память. Софья Хромченко

Кавказе служить довелось… До конца

      Чуялась в нем богатырская сила,

      Мы, дети, немножко боялись отца».

      А как Прокофий Матрену посватал,

      Тот рассердился: не ровня он ей –

      Бедный, а жили, считалось, богато.

      Сватов, не выслушав, выгнал скорей.

      Тут уж отцу сама в ноги упала.

      Дочь пожалел. Повенчались они

      С Прокофием – жить за тем в бедности стала.

      Прожи́в десять лет, в сторожа с ним ушли.

      Вместе. И деньги им равно платили.

      С места, где будка их раньше была,

      Равную площадь путей обходили

      И подменяли друг друга когда.

      Жили безбедно, копя. Как вернулись,

      Тут революция. Всем их добром

      Красные-белые не поперхнулись.

      Две тысячи сгинули зря. Серебром.

      Кое-что спрятали – так уцелели!

      Красных и белых в семье их за то

      В мыслях вообще различать не умели:

      Бандиты они, как ни глянь – всё одно.

      «А Петр Арсеньев? Жених вашей Груши, –

      Соня спросила Григория вдруг. –

      Красноармеец был?» – «Вроде. О службе

      Молчит и с Антоном, а тот ему друг.

      Что́ от других про Петра услыхали,

      То знаем. Никто не пытает его

      Из нас про войну. От войны все устали.

      Какое нам дело, куда занесло?

      Теперь-то уж мир! Он нам свой. Мать любую

      Простит ему форму за то, что живым

      Пришел и берет ее дочку родную

      Замуж. С расспросами уж погодим!»

      Соня примолкла. Она услыхала

      Сказ от родни своей вдруг про Петра

      Такой, что молчать ли, открыться ль, не знала.

      Проведать семью ненадолго была.

      У матери тетка Лукерья сидела.

      «Белогвардейца невесте ты шьешь, –

      Огорошила Соню. – Был Петр за белых!» –

      «Другое слыхала». – «Меня проведешь!

      Белые драться его забирали –

      Видала сама. Мой сельчанин он был –

      В его деревеньку-то замуж отдали.

      (Оттуда забрал переехавший сын,

      И слава-то Богу!) Матрене сказала:

      «Не за тех приключилось Петру воевать».

      Она обозлилась да как заорала:

      «Дура! Забудь о таком толковать!»

      Мне-то что! Груша – ее дочка! Только

      Вдовою оставят – не пощадят

      Врага, а хорошую жалко девчонку.

      Нынче выходят в селе как хотят!

      Мы, девки, с обдумкою встарь выходили

      Родительской. Бог от нас с сестрами взял

      Мать-отца, мы отроковицы были.

      Нас с сестрой зять Николай выдавал.

      Твой дед, Соня. Помнишь? Ему-то годочков

      Было тогда девятнадцать всего,

      А пекся о нашем замужестве, точно

      Отец. Помяни, Господь, душу его!

      Сватал чужой меня. У Николая

      Долго искал он согласья. Когда

      Лишь зять разузнал от людей, что худая

      Молва не идет за тем, отдал тогда.

      А нынче? Тьфу!» – «Бабка Лукерья, так ныне

      Время сложнее. Кто где