Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль. Р. Скотт Бэккер

Эсменет. Один ее вздох – и эти люди, эти жалкие дураки могли бы умереть в муках. Вздох, который мог стать чем угодно – стоном наслаждения, удивленным вскриком, словом сострадания…

      Это и есть власть, поняла Эсменет: слово превращается в дело. Стоит ей сказать – и мир будет переписан. Прежде ее голос рождал лишь прерывистые вздохи, подгоняющие семяизвержение. Прежде ее крики могли лишь предвосхищать несчастья и обольщать, выманивая ничтожную милость. Теперь же ее голос сам стал милостью и несчастьем.

      От этих мыслей у нее закружилась голова.

      Она смотрела, как писцы записывают ее приговор. Эсменет быстро научилась скрывать свое ошеломление. Она снова поймала себя на том, что прижимает руку – левую руку с татуировкой – к животу, словно то, что зрело в ее утробе, было священным даром для всего сущего. Может, весь мир вокруг – ложь, но ребенок в ней… Ничто другое не дает женщине большей уверенности, даже если она очень боится.

      Какое-то мгновение Эсменет наслаждалась ощущением тепла под ладонью, уверенная, что это всплеск божественности. Роскошь, власть – мелочи по сравнению с другими, внутренними переменами. Ее чрево, бывшее постоялым двором для бесчисленных мужчин, отныне стало храмом. Ее ум, прежде пребывавший во мраке невежества и непонимания, стал маяком. Ее сердце, прежде бывшее помойкой, стало алтарем для Воина-Пророка.

      Для Келлхуса.

      – Граф Готьелк, – продолжал Верджау, – трижды ругал нашего господина.

      Она отмахнулась:

      – Дальше.

      – При всем моем уважении, госпожа, мне кажется, что это дело заслуживает большего внимания.

      – Скажи мне, – раздраженно спросила Эсменет, – а кого граф Готьелк не ругал? Вот когда он перестанет прохаживаться по поводу нашего владыки и господина, тогда я буду беспокоиться.

      Келлхус предупреждал ее насчет Верджау. Этот человек недолюбливает тебя, говорил он, потому что ты женщина. И из природной гордости. Но поскольку и Эсменет, и Верджау понимали и принимали бессилие последнего, их отношения стали скорее соперничеством брата и сестры, а не противостоянием врагов. Странно иметь дело с людьми и знать, что никаких тайн не утаишь, никаких мелочей не скроешь. На взгляд постороннего, их противостояние было помпезным, даже трагическим. Но между собой они никогда не думали о том, что скажут другие, – ведь Келлхус был уверен, что они все понимают.

      Эсменет одарила Верджау извиняющейся улыбкой.

      – Прошу, продолжай.

      Он недоуменно кивнул.

      – Среди айнонов еще одно убийство. Некто Аспа Мемкумри, из людей господина Ураньянки.

      – Багряные Шпили?

      – Наш осведомитель утверждает, что так.

      – Осведомитель… ты имеешь в виду Неберенеса. – Когда Верджау кивнул, она сказала: – Приведи его ко мне завтра утром… тайно. Нам нужно точно узнать, что они делают. А пока я переговорю с нашим владыкой и господином.

      Лысый наскенти отметил что-то на восковой дощечке, затем продолжил:

      – Граф Хулвагра был замечен за отправлением запрещенного обряда.

      – Пустяки, –