Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль. Р. Скотт Бэккер

все было кончено и алое солнце легло на темные холмы, Воин-Пророк опустился на колени, прямо в кровь врагов. Он приказал своим людям подойти к нему и на лбу каждого кровью фаним начертал знак Бивня.

      Даже самые суровые солдаты рыдали от восторга.

      «Эсменет принадлежит ему…»

      Как все ужасающие мысли, эта обладала собственной волей. Она вползала в мозг и выползала из него, то удушающая, то неподвижная и холодная. Несмотря на бесконечное повторение, она походила на неотложное дело, о котором слишком поздно вспомнили. Она одновременно призывала к оружию и мрачно напоминала о том, что все тщетно. Ахкеймион не просто потерял Эсменет – он потерял ее из-за него.

      Он чувствовал это так, словно только его душа повинна в случившемся. А факт предательства самой Эсменет был слишком огромным, чтобы его осмыслить.

      «Старый дурак!»

      Приезд Ахкеймиона во дворец Фама сбил с толку чиновников заудуньяни. Они вели себя вежливо – ведь он был учителем их хозяина, – но в их поведении проглядывало волнение. Странное волнение. Если бы они выказывали какие-то опасения, Ахкеймион списал бы это на счет своего колдовского ремесла – они же были религиозны и суеверны. Но их, похоже, беспокоил не столько он, сколько собственные мысли. Они обращались с ним, решил Ахкеймион, как с человеком, над которым смеялись за глаза. А теперь он предстал перед ними как важная фигура, и они боялись собственной непочтительности.

      Конечно, люди уже знали, что он рогоносец. Рассказы обо всех, кто делил хлеб и мясо у костра Ксинема, широко разошлись в самых разных версиях. Ничего нельзя утаить. А уж история Ахкеймиона наверняка самая популярная: история чародея, любившего шлюху, которая стала супругой пророка, должна передаваться из уст в уста, умножая его позор.

      Ожидая, пока скрытая череда посланцев и секретарей передаст его просьбу, Ахкеймион бродил по двору, пораженный невероятным масштабом происходящего. Даже без Консульта и угрозы Второго Апокалипсиса ничто уже не будет прежним. Келлхус изменил мир – не так, как Айенсис или Триамис, но как Айнри Сейен.

      Ныне, осознал Ахкеймион, настал год первый. Новой эры Людей.

      Он вышел из прохладной тени портика на жаркое утреннее солнце. Несколько мгновений он стоял и присматривался, моргая, к мерцанию белого и розового мрамора, затем его взгляд упал на клумбы посреди двора. К его удивлению, они были недавно перекопаны и засажены белыми лилиями и копьевидной агавой, дикими цветами, принесенными откуда-то из-за стен. Он увидел трех человек – наверное, просителей, как и он, – тихо переговаривавшихся в дальнем углу двора. Ахкеймион поразился, как быстро все успокоилось, стало обыденным. Несколько недель назад Карасканд тонул в грязи и болезнях, а теперь все походило на ожидание аудиенции где-нибудь в Момемне или Аокниссе.

      Даже знамена – белые полосы шелка, развешанные по колоннаде, – вызывали ощущение непрерывности, неизменности жизни. Как будто Воин-Пророк был всегда. Ахкеймион смотрел на стилизованное