Вернуться и вернуть. Вероника Иванова

Владычица! – Ксо всплеснул руками. – Теперь мы впадаем в детство? Учти, Джерон, переход от жесткого и уверенного в себе мужчины к маленькому мальчику и обратно не лучший способ себя зарекомендовать. Даже в моих, привыкших ко всему глазах.

      – Извини. – Я виновато пожал плечами. – Киан меня здорово разозлил, вот и все. Больше обещаю не…

      – Обещаешь? – Кузен строго сдвинул брови. – Не поверю ни единому слову! Лучше забудем обо всем как о страшном сне. С чем пожаловал?

      – Я подумал и решил…

      Бесшумно открывшаяся дверь впускает оборотня с подносом, прикрытым кружевной салфеткой. Водрузив свою ношу на стол, слуга Ксаррона низко кланяется нам обоим и, так и не произнеся ни слова, покидает кабинет. Кузен задумчиво поднимает левую бровь, ухитряясь не выглядеть комичным даже в образе милорда Ректора.

      – Однако… Ты сильно его напугал.

      – Напугал?

      – Я бы даже сказал, до смерти. Кстати, смерть подразумевалась?

      – Конечно нет! Собственно, все могло закончиться гораздо раньше и гораздо безболезненнее, если бы он…

      – Понял, какими игрушками ты играешь? – Взгляд Ксо сверкнул лукавством.

      – Ну… примерно так.

      – Какой же ты еще ребенок… – Усталый вздох. – И когда повзрослеешь?

      – Я…

      – Не к тебе вопрос был. Так, мысли вслух. О вечном и недостижимом. Что ты хотел сказать?

      Плюхаюсь в кресло. Кузен извлекает из-под салфетки яблоко и кидает мне. Спелое, надо же… И сладкое. Вгрызаюсь в сочную мякоть, забрызгивая все вокруг соком. Отдельные капли долетают даже до Ксо, и он забавно морщится:

      – Даже есть прилично и то не научился.

      – Угу. – Не считаю нужным отвечать на очередную насмешку. Яблоко важнее!

      – Итак, – вопрошает Ксаррон, дождавшись, пока я прожую последний кусок, – о чем пойдет речь?

      – О соразмерности преступлений и наказаний.

      – Да-а-а-а? Поступил на службу в Судебную коллегию?

      – Прекрасно знаешь, что я имею в виду!

      – Не знаю. – Кузен немного подумал и тоже сел. В кресло напротив.

      – Ой ли? Сомневаюсь, что отец и вдохновитель Тайной Стражи не имеет представления о чаяниях своих сирых и убогих родственников.

      – Не смешно.

      – Почему? – почти обижаюсь.

      – Потому! – Ксо борется с улыбкой, постепенно проигрывая и уступая позиции одну за другой. – Во-первых, я давно уже… Впрочем, неважно. А во-вторых… Это кто у нас сирый и убогий?

      – Вот только не будем показывать пальцем!

      – Именно. Не будем. Ну вываливай свои… чаяния.

      – Я серьезно, Ксо!

      – Слушаю.

      – Я придумал, что делать с Шэролом!

      – Четвертовать? – Нездоровая заинтересованность в голосе.

      – Тьфу на тебя! Я вообще против его казни!

      – Кто бы сомневался… Основания?

      – Он слишком ценен для будущего.

      – Кто это установил?

      – Допустим, я. А что?

      – Давай без «допустим», хорошо? Это слишком ответственное решение,