Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй. Нелли Шульман

она покачала мальчика, – распашонки, ползунки. У тебя кузен есть… – в палате было пусто, но Эмма, все равно, понизила голос, – Теодор-Генрих. Он тебя старше, но вы подружитесь… – мальчик прижался к ее груди, закрыв припухшие глазки, – подружитесь, а потом приедет твой папа и заберет нас отсюда… – Эмма, одной рукой, вытерла влажные щеки:

      – Ты у меня самый красивый, самый лучший мальчик на свете. Давай, я тебе о папе расскажу… – она шептала сыну о его отце, пела колыбельные, меняла пеленки, укачивала малыша, чувствуя блаженное, спокойное счастье.

      – Теперь все будет хорошо, – сказала себе Эмма, – теперь у нас есть мальчик. Джон приедет, увезет нас в Англию, в Банбери… – сын оказался сонным:

      – У Марты тоже так было… – Маленький Джон смешно зевал, беззубым ротиком, – она говорила, что сразу засыпает, с Теодором-Генрихом… – выпив чая, пожевав печенья, Эмма, немного подремала. Ей принесли наскоро нарезанные из серой, полосатой ткани, пеленки.

      – Они сюда запасы из лагерей притащили, – покривилась девушка, – не хочу даже думать о таком… – она и не думала. Она не вспоминала довольную улыбку брата, не слышала голоса Макса, хвалившего арийскую кровь ребенка. Эмма, тем более, не думала о так называемом муже:

      – Он мне никто… – девушка отогнала мысли о русском, – то, что он сделал, на лодке, было насилием… – перед глазами встала зияющая рана. Она, на мгновение, ощутила тяжелый запах белого, густого гноя, сочащегося по его шее:

      – Никто, – повторила себе Эмма, – Джон его пристрелит, когда приедет за нами. И его, и Максимилиана. Нечего их судить, в трибунале. Они мертвецы, как и все здесь… – сын поморгал голубыми, туманными глазками, Эмма тихо расплакалась, от счастья:

      – Мой мальчик, мой хороший… – она едва слышно шептала:

      – Папа нас заберет, и мы поедем далеко-далеко. Полетим на самолете, в Англию. В замке ты научишься ходить… – она думала о залитом солнцем розарии, о жужжании осенних пчел, о тонком запахе цветов. Эмма сидела в беседке, с книгой, мальчик ковылял по дорожке, волоча деревянную тележку:

      – Джон говорил, в кладовых старые игрушки лежат… – Эмма улыбалась, – прошлого века. Тележка, пирамидки, конь на колесиках… – она пообещала сыну:

      – Ты на коне покачаешься, на пони сядешь. Папа нас на барже прокатит. Ты у нас маленький герцог… – маленький герцог посапывал крохотным носиком. Эмма, затаив дыхание, слушала, как бьется сердечко сына. Она, несколько раз, пересчитала тоненькие, трогательные пальчики, на ручках и ножках мальчика. Эмма нашла родинку, на правом плечике:

      – У Джона такая же… – слезы капали на госпитальную рубашку, – я эту родинку целовала… – за решеткой окна повисли наполненные дождем, влажные сумерки.

      Максимилиан оставил в госпитале пакет с провизией. Эмме принесли ветчины, из банок, свежевыпеченный хлеб, картофельное пюре, из порошка. Она кое-как, одной рукой, поела, не выпуская мальчика:

      – Пусть сосет, Марта