Собрание сочинений. Т. 1 Революция. Виктор Шкловский

с восторгом говорил об аннулировании долгов: «Это очень хорошо, это мне нравится; мы тоже не хотим платить».

      В городе были русские пленные, запуганные и тянущиеся при виде немецкого солдата.

      Наши пробовали говорить с ними. Одни из пленных были настроены монархически, другие – робко-республикански…

      Когда парламентеры возвращались домой, то женщины, увезенные из Армении, прорвались к ним, схватили их лошадей за ноги и хвосты и кричали: «Возьмите нас с собой, убейте нас». А те молча уезжали…

      Нашим пришлось испытать Брест до Бреста.

      Я сказал Таску, что я уезжаю. Он не спорил.

      Айсоры очень горевали, мне было самому тяжело уезжать, но мне казалось возможным сделать что-то в Питере, а остаться нужно было навсегда, так как с армией идти я не хотел. Уже был близок конец. И был конец декабря.

* * *

      В тысяча семьсот котором-то году, кажется при Екатерине I, – для них это не важно, – пестрые крысы из среднеазиатских степей, собравшись в стаи, толпы, тучи, переселились в Европу.

      Они шли плотной, ровной массой. Хищные птицы, собравшись со всего света, летали над ними; тысячи погибли, погибли миллионы – сотни миллионов шли вперед.

      Они дошли до Волги, бросились и переплыли. Река сносила их, вся Волга до Астрахани пестрела трупами; но они переплыли ее и вступили в Европу.

      Они заняли все, рассеиваясь и становясь невидимыми.

      Я вместе с небольшой стайкой сел на барку в Геленжике.

      Усталый солдат, комендант, узнал меня и начал рассказывать про то, как только что прошел полк.

      Солдаты, заняв места на барже, хотели выбрасывать за борт ящики с патронами, говоря, что они им мешают и все равно не нужны. Их с трудом уговорили.

      Железная баржа наполнилась. Люди лежали, почти молчали, ждали катера.

      Пришел катер, зацепили нас и потащили.

      Я сидел на палубе.

      Геленжик уходил. Мотор стучал.

      Зажгли фонарь, его отражение колебалось в воде.

      Приехали в Шерифхане. Здесь уже собирались в одну кучу люди, едущие в Россию, со всех пристаней озера.

      На путях стояло четыре вагона, набитых так, что рессоры прогнулись и повисли.

      Влез не глядя. Вагон был классный, но ободранный.

      До отхода поезда было еще неопределенно далеко.

      Со мной заговорили. Ехали солдаты разведывательной команды одного полка. Я знал этих людей, они славились своей смелостью в поиске баранов.

      Состояла эта команда из амнистированных уголовных; я знал, как они из огня вынесли своего тяжелораненого товарища.

      Мы тихо говорили о курдах, и в последний раз я слыхал слова: курд – враг.

      Рассветало. На крыше вагона возились тяжелые голуби, это влезали на нее все новые и новые пассажиры.

      Стало светло. Слышен был голос заведующего посадкой: «Товарищи, вы едете на верную смерть, нельзя так перегружать вагона; слезьте, товарищи!»

      Мы глухи, как мордва.

      Наконец подали паровоз, и нас потащили.

      Ехали до Сафьяна, покорно теснясь и терпя.

      На