Собрание сочинений. Т. 1 Революция. Виктор Шкловский

линии.

      Турки ответили нам радио на немецком языке с предложением приехать для переговоров в Мосул.

      Отправились полковник Эрн, Таск и Салтыков, которого арком готов был отправить куда угодно, только подальше.

      Я не любил Салтыкова с его самоуверенностью и щегольством.

      Остался с Татиевым управлять армией. У меня было ощущение, которое я знал раньше по французской борьбе. Борешься с человеком во много раз сильнее себя. Еще сжимаешь ему руки, сопротивляешься, но сердце уже сдало. Сопротивляешься, но не дышишь.

      А нужно было изображать тормоз.

      Татиеву было легче. Получив случайно проскочившую к нам телеграмму, как была принята весть о мирном предложении России в Берлине, уже забытую теперь телеграмму о слезах на улицах с радости, он говорил мне тихим голосом с грузинским акцентом: «Вы увидите, наша революция спасет мир».

      Я пишу сейчас в 12 часов ночи 9 августа.

      Венгрия пала. Банкомет сгребает со стола нашу ставку.

      У меня болит голова, весь день я хочу спать, у меня острое малокровие, если я сейчас быстро встану со стула, голова закружится, и я упаду.

      Я могу писать только ночью. Я знаю, что это значит. Это масло сгорело, и к ночи, когда не работают задерживающие центры, горит фитиль…

      Жил я так.

      Проснешься утром в маленькой белой комнате. Мороз – это выдуло тепло через окно со стеклами, вставленными без замазки. Но солнце светит. Топят маленькую железную печку дровами из тополя, становится тепло, уютно, и пахнет смолой.

      Это лучший момент дня.

      Встаешь и получаешь кучу телеграмм, все об одном: о развале, требующем немедленного отхода и не дающем уйти.

      Уже сбегают отдельные команды в Джульфу и стараются нахрапом проскочить в Россию.

      Образуется пробка. Поезда, идущие к нам с провизией, захватываются; груз скидывается; вагоны гонятся обратно.

      Сбежала Дильманская рабочая рота.

      Проклял рельсы, по которым она поедет, и задержал ее.

      Ведем разные переговоры со здешним персидским обществом.

      Характерный случай хитроватой простоватости персидского человека:

      Когда наши ехали в Мосул для переговоров, то персидский губернатор предлагал вместо этого устроить переговоры в Урмии и довольно нерешительно, но серьезно говорил, что со своей стороны Персия требует Багдада как когда-то ей принадлежащего города. К сожалению, Багдада дать мы ему не могли. Айсоры же были уверены, что Таска в Мосуле или убьют, или отправят в Константинополь заложником.

      Пока же мы ждали Таска и ходили к персам в гости.

      Однажды позвали меня к здешнему демократу Аршану-Дамаюну. Мы шли дворами долго. Слуга с фонарем, кланяясь, сопровождал нас. Вдоль стен последнего прохода стояли слуги в грубых башмаках и в бедной полувоенной персидской форме и бросали нам под ноги цветы.

      Мы вошли в комнаты.

      Ослепительный, уже отвычный для нас свет многих ламп с двойными фитилями (в Персии почти не видно горелок типа «луна») резал