Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая. Александр Дюма

прокурор?

      – Нет.

      – Когда вы перестали быть им?

      – Четыре или пять часов тому назад.

      – Будьте осторожны, – холодно перебил Арамис, – мне кажется, что вы не в своем уме, друг мой. Придите в себя.

      – Я вам говорю, – продолжал Фуке, – что не так давно пришел ко мне человек, посланный моими друзьями, и предложил мне миллион четыреста тысяч за мою должность. И я продал ее.

      Арамис замолк. Его умное и насмешливое лицо отразило унылый ужас, подействовавший на суперинтенданта сильнее, чем все крики и речи на свете.

      – Значит, вы очень нуждались в деньгах? – проговорил наконец Арамис.

      – Да, чтоб заплатить долг чести.

      И в нескольких словах Фуке рассказал Арамису о великодушии госпожи де Бельер и о том, как он счел нужным отплатить за это великодушие.

      – Красивый жест, – сказал Арамис. – Во сколько он вам обошелся?

      – Ровно в миллион четыреста тысяч, полученных за мою должность.

      – Которые вы так и получили сразу, не раздумывая? О, неосторожный друг!

      – Я их еще не получил, но получу завтра.

      – Значит, это еще не кончено?

      – Это должно быть кончено, так как я дал ювелиру чек, по которому он должен получить деньги в полдень в моей кассе, куда они будут внесены между шестью и семью часами утра.

      – Слава богу! – воскликнул Арамис и захлопал в ладоши. – Ничто не закончено, раз вам еще не заплатили.

      – А ювелир?

      – Без четверти двенадцать вы получите от меня миллион четыреста тысяч.

      – Подождите минуту. Ведь утром, в шесть часов, я подписываю договор.

      – Я вам ручаюсь, что вы его не подпишете.

      – Я дал слово, шевалье.

      – Вы возьмете его обратно, вот и все.

      – Что вы мне говорите! – воскликнул в благородном негодовании Фуке. – Взять обратно слово, данное Фуке?

      Негодующий взгляд министра встретился с гневным взглядом Арамиса.

      – Сударь, – сказал он, – я, кажется, заслужил название честного человека, не правда ли? Под солдатским плащом я пятьсот раз рисковал жизнью, в одеянии священника я оказал еще более важные услуги Богу, государству или своим друзьям. Честное слово стоит ровно столько, сколько стоит человек, давший его. Когда он держит его – это чистое золото; когда он не хочет его держать – это разящее железо. Он защищается тогда этим честным словом, как честным оружием, потому что когда честный человек не держит честного слова, значит, он в смертельной опасности, значит, что, он рискует больше, чем вся та выгода, которую может получить его противник. В таком случае, сударь, обращаются к Богу и своему праву.

      Фуке опустил голову и сказал:

      – Я бедный бретонец, простой и упрямый, и мой дух восхищается вашим и страшится его. Я не говорю, что держу слово из добродетели. Если хотите, я держу его по привычке. Но простые люди достаточно простодушны, чтоб восхищаться этой привычкой. Это моя единственная доблесть. Позвольте мне гордиться ею.

      – Значит, вы завтра подпишете акт о продаже должности, которая защищала вас от всех