Пропащая. Ирина Григорьева

настучал на сенсорном экране сообщение Наталье и довольный откинулся в кресле.

      Мысли плавали в голове без особого напряжения. Я подумал, что завтра всё-таки проведу группу, которую откладывал вот уже третий месяц. Попытался припомнить, что мы там с пациентами обсуждали. Кажется, со-зависимость. Ладно, определимся на месте, если что.

      Совмещать управленческую деятельность с работой психотерапевта не просто. Примерно через год я понял, что в моём хозяйстве постоянно что-то ломается, разбивается, портится и теряется. Когда моё утро стало ежедневно начинаться с жалоб сотрудников, я плюнул на практику и стал лишь изредка возвращаться к беседам с пациентами.

      Конечно, это было странно. Когда-то мне – в буквальном смысле этого слова! – пришлось сражаться за свою специальность. Родители мой выбор не одобряли. Они видели меня хирургом, онкологом даже гинекологом, но никак не психиатром.

      – Чего ты удумал, Рома, – говорил отец, пристально рассматривая меня с таким выражением лица, на котором словно отобразился родительский авторитет всего мира. – Зачем тебе копаться в чьих-то бошках. Сам умом тронешься. Ну чем тебе хирургия не угодила?

      – Я так хочу, пап, – отвечал я, выдерживая его взгляд.

      – Но, Рома… У нас же династия: я – хирург, дед твой – хирург, мама – онколог, – снова пытался давить на мои сыновние чувства папа.

      – Вот именно, а теперь ещё и психиатр будет, – добавлял я, а сам думал о том, что лучше уж живой интерес, чем пресловутая преемственность поколений.

      Отец гневался и собирался читать мне долгую и нудную лекцию, но в разговор вступал дед. Он был стар, и сил на лишнюю демагогию у него уже не было. Поэтому он резко обрывал своего сына словами: «Оставь мальчика в покое!», – и на какое-то время тема была закрыта. Мне же он потом добавлял, что я должен следовать велению сердца, иначе и воробья не вылечу и, похлопав по плечу, удалялся в свою старческую обитель думать о жизни, а может быть – спать.

      Со временем всё улеглось. Родные приняли мой выбор. И я погрузился в мир человеческих чувств и поведений. Ещё в бытность психиатром в клинике неврозов я на практике убедился, как коварен наш мозг.

      – Такое чувство, что он живёт какой-то своей жизнью. Этакий царёк в королевстве тела, – делился я своими умозаключениями с наставником.

      Пётр Андреевич Городовский был из тех врачей, которые не придерживаются какой-то определённой школы. Он брал то, что ему надо из разных течений и в итоге преуспел и в психоанализе, и в когнитивке, и в гештальтпсихологии, снискав себе тем самым славу «матёрого целителя душ».

      Меня он не учил и не вбивал мне в голову свои убеждения, только изредка помогал, как бы невзначай кидая небольшую подсказку, если какой-нибудь случай вызывал у меня затруднения.

      В общем, отвечал он мне примерно так:

      – Мозг – дурак. Остальные выводы делай сам.

      И я делал.

      Выслушивая своих пациенток – чаще всего