Половина желтого солнца. Чимаманда Нгози Адичи

намеком на Сьюзен (он передал ей слова Сьюзен о господине Озобиа), но и от радости, услышав «мы». «Мы» подразумевало их обоих; Кайнене впустила его в свою жизнь. Представляя его слугам – их было трое, все в одинаковой, нелепо сидевшей форме цвета хаки, – Кайнене пояснила с обычной кривой усмешкой: «Мистера Ричарда вы будете видеть очень часто».

      – Добро пожаловать, сэр, – сказали они хором и почтительно вытянулись, а Кайнене, указав на каждого, назвала их имена: Икеджиде, Ннанна и Себастьян.

      – Икеджиде самый умный, у него имеется одна извилина, – прибавила Кайнене.

      Все трое улыбнулись, как будто каждый был другого мнения, но, разумеется, предпочел промолчать.

      – А сейчас, Ричард, экскурсия по окрестностям. – Кайнене изобразила поклон, пародируя слуг, и повела его через заднюю дверь в апельсиновый сад.

      – Привет тебе от Оланны, – сказал Ричард, взяв Кайнене за руку.

      – Говоришь, ее любовник-бунтарь принял тебя в свой круг? Полагаю, мы должны быть благодарны. Раньше он пускал в дом только чернокожих преподов.

      – Он так и сказал. Говорил, в Нсукке было полно приезжих из Агентства по международному развитию, из Корпуса мира и Мичиганского университета и ему хотелось приютить немногих лекторов-нигерийцев.

      – Чтобы обсуждать их националистские бредни.

      – Верно. Он большой оригинал.

      – Большой оригинал! – передразнила Кайнене. Она остановилась, раздавила что-то носком сандалии. – Нравятся они тебе, да? Оланна и Оденигбо?

      Ричарду хотелось заглянуть ей в глаза и развеять ее подозрения, произнести именно то, чего она ждала в ответ.

      – Нравятся, – кивнул он. Ладонь Кайнене лежала в его руке вяло, безвольно, и Ричард боялся, как бы она не убрала руку. – Они очень помогли мне обжиться в Нсукке, – добавил он, будто оправдываясь. – Я там уже как дома. И еще я благодарен им за Харрисона.

      – Вот за Харрисона и впрямь спасибо. Как поживает Свекольная душа?

      Ричард обнял Кайнене, радуясь, что она не злится.

      – Хорошо. Он славный человек, такой забавный.

      Они шли по саду, в густой тени апельсиновых деревьев, и Ричард вдруг ощутил собственную чужеродность. Кайнене рассказывала о ком-то из своих подчиненных, а он унесся далеко: гудение мошек над головой, буйная зелень пробудили воспоминания о родительском доме в Уэнтноре. Казалось бы, что общего между влажными тропиками, где у него обгорает кожа на руках, где греются на солнце пчелы, – и ветхим английским домом, где даже летом гуляют сквозняки? И все же Ричард видел перед собой стройные тополя и ивы позади дома, поля, где он подстерегал барсуков, бесконечные холмы, поросшие вереском и папоротником, стада овец. «Там горы голубеют…» Он вспомнил, как отец и мать сидели с ним в сырой спальне и отец читал вслух стихи.

      Из той далекой стороны

      Мне в сердце смертью веет:

      Там крыши острые видны,

      Там горы голубеют…

      То незабвенные края,

      Счастливые