Умница Ева. Александр Ермолаев

новые поступления были результатом твоих одиночных захаживаний к свекрови). Моя комната была напичкана твоей жизнью. Представляю, какое зловещее удовольствие ты от этого испытывала: хороший тайник утверждается тупой дальнозоркостью искателя.

      И я стал читать. Все по порядку: начиная с самого первого извлечения, когда ты потратила тетрадный лист на безобидный конфликт с одногруппницей (тогда тебе было двадцать лет), хотя, – учитывая качество наивных умозаключений того периода, – правильнее было бы сказать, что ты им просто подтерлась… Прости, Ева, я понимаю, шутка вышла дурновкусной, но я не удержался. Но с гордостью сразу же добавлю: с годами письмо твое бесспорно расцвело.

      Здесь я буду приводить самые сочные выдержки, украденные из твоей одиночной камеры. Настоящую главу я разбавляю твоей записью о том самом дне, когда судьба элегантно подтолкнула меня к тебе своим костлявым локтем.

      У меня месячные. Я уже измучилась вся. От этого дискомфорта я раздражаюсь по любому поводу. Еще и эта конференция. В аудитории одна гадкая муха не давала мне покоя, кружила вокруг меня, издевалась надо мной. /…/

      Эта жара. Эта липкость. А потом еще и этот поезд. Я чувствовала, как от меня несет потом. Хорошо, что терпеть пришлось недолго.

      Как же я соскучилась по родителям. Господи, как они постарели. Отец прослезился, когда обнял меня. Мы хорошо проведем время. /…/

      Сегодня познакомилась с Дементьевым. Старый маразматик гордится им. Думаю, он хочет свести нас. Андрей Алексеевич. В литературных кругах он, похоже, известен. Хотя молоденький. Он прочел мне свое стихотворение, потрясающее стихотворение. Мне даже захотелось его поцеловать.

      Я должна прочесть его роман.

      Скороходов сообщил мне, что ты сошла раньше, в своем родном городе, где жили твои родители: ты планировала провести с ними остаток лета. Я почувствовал глупую невосполнимость от твоего тихого исчезновения. Сердце залило сиропом, а мысль понеслась сооружать сахарный домик для двоих. Ева, ты хорошенько ударилась в меня… И я вдруг прервал в сознании все прежде значимые «поиски предназначения» и «высшие цели». Мне захотелось простой семейной жизни. Душа уперлась в стену, и стена эта была домашней. Чертов поезд навсегда увез меня из Хогвартса.

      Тогда это чувство продлилось недолго, но оно вернулось ко мне с более крепким запросом, когда я вышел на работу и стал видеть тебя каждый день.

      Вот такой я запомнил нашу первую встречу.

      А за тот невинный плагиат, кстати, я поплатился, – но гораздо позже.

      Глава 3

      Раньше я более всего ненавидел в людях навязчивость, сейчас – ненасытность. Этот «порочный переход» произошел в моем сознании после знакомства с четой Зверевых.

      Мужской представитель этого прогнившего союза – Юрий Николаевич – был ректором университета, а его жена – Елена Геннадьевна – деканом экономического факультета. Время моего радужного обучения не захватило их недоброго появления, они были здесь «новыми