Люди в погонах. Анатолий Рыбин

похудело, взгляд потускнел.

      – Как же это вы?.. – мягко спросил Мельников, стараясь вывести ефрейтора из угнетенного состояния. – Нездоровы, что ли?

      Солдат неловко задвигался на месте.

      – Не в здоровье дело, товарищ подполковник.

      – А в чем же?

      – Сам не пойму.

      – А вы подумайте хорошо. Почему в окопе нервничать стали?

      – Как же не нервничать, товарищ подполковник. На тренировках мишень показывали все время справа, а тут перенесли влево.

      – Ну и что ж? Ведь хороший стрелок в любой обстановке не должен теряться.

      – Это верно. Только без тренировки трудно.

      Отпустив Груздева, комбат повернулся к старшему лейтенанту Крайнову:

      – Слышали, что солдат говорит?

      – Так точно, слышал, – ответил тот вялым голосом.

      – Вас обвиняет.

      Крайнов пожал плечами:

      – Я что… Я тут человек новый.

      Подполковник внимательно посмотрел офицеру в лицо:

      – Когда вы прибыли в батальон?

      – Четыре месяца назад.

      – Совсем недавно, – с усмешкой покачал головой Мельников. – Да вы знаете, что во время войны за такое время целые полки, дивизии для фронта готовились?

      Не дожидаясь ответа, комбат отошел от стола и приказал выдвигаться на огневой рубеж очередной смене. Крайнов постоял еще возле стола, записал в тетрадь переданные показчиками результаты и тоже пошел к солдатам.

      В полдень, когда отстреляло больше половины роты и стало ясно, что общие результаты будут низкими, Мельников решил заглянуть на соседний участок. Он временно передал руководство стрельбами Крайнову, а сам зашагал по чуть приметной в ковыле тропинке.

      По степи от края и до края гулко строчили автоматы, пулеметы, рвались мины. Казалось, кто-то нажимал на клавиши гигантского трескучего инструмента, извлекая из него то тонкие, отрывистые, то басовитые и протяжные звуки: «Та-та-та-та!.. Трах-трах!.. Трры-ы!.. Трах-трах!»

      Там, где вырастали коричневые кусты минных взрывов, курился темный пороховой дымок. Ветер подхватывал его и сносил в сторону. Повернув лицо к огневым позициям, комбат шел неторопливой походкой. Он думал о Степшине: «Сумел ли он побороть в себе все то, что тяготило его в эти дни, или не сумел?»

      Первым Мельников увидел старшину Бояркина. В шинели и фуражке он казался очень большим и нескладным.

      – Ну, как успехи? – спросил его комбат.

      – Неважные, товарищ подполковник.

      – Что значит неважные?

      – Выполнил посредственно, – с горечью выдавил из себя старшина.

      – А раньше как стреляли?

      – Отлично. У нас почти все отличники по стрельбе.

      – Значит, зазнались, – заключил Мельников. – А как Зозуля, стрелял или нет?

      – Так точно, стрелял.

      – Выполнил?

      – Вроде ничего.

      – Это как же?

      Старшина замялся. Он хорошо понимал, почему комбат завел с ним разговор о Зозуле, и, чтобы избавиться от новых вопросов, спросил:

      – Разрешите,