Люди в погонах. Анатолий Рыбин

спросил он, сделав небольшую паузу. – Они даже точки для стрельбы оборудовали. Подбегай, ставь пулемет на готовую площадку и спокойно постреливай. Вот мудрецы! А мишени как показываются? Если надо держать семь-десять секунд, их держат двадцать и больше. К тому же кое-где театральную декорацию создали: позади мишеней с холмиков дерн счистили. Все как на ладони. Чудесно. Не учеба, а детская игра. Честное слово. – Мельников бросил карандаш на план, выпрямился и посмотрел на Степшина. – Что вы скажете?

      – Не знаю, что вы хотите? – холодно ответил тот, сохраняя независимую позу. – Пожалуйста, загляните к соседям. Выходит… – Но он не сказал, что выходит, а предусмотрительно отвел глаза в сторону.

      Мельников постучал тихонько по столу пальцами, затем сказал с прежней сдержанностью:

      – Я хочу прекратить эти бесполезные упражнения. Обстановка на стрельбище должна быть максимально приближена к боевой. Мы не можем так бесхозяйственно растрачивать силы и время солдата. Не имеем права.

      – Вы намерены усложнить условия стрельбы?

      – Совершенно верно, – Мельников снова потянулся к плану стрельбища. – Вот здесь, – он показал на красные пометки, – есть хорошие блиндажи. Они пустуют. В них мы поставим еще по нескольку мишеней. Тогда солдат не будет знать, по какой из них придется ему вести огонь. Он станет ждать, искать, а значит, проявлять активность, инициативу. Так ведь?

      – Да, но до стрельб осталось меньше двух суток, – забеспокоился Степшин.

      – Ну и что же?

      – Я лично не вносил бы никаких поправок именно сейчас.

      – Почему?

      – Это может снизить оценки. Ведь люди на тренировках привыкли…

      Мельников опустил карандаш в деревянный стаканчик и, навалившись локтями на стол, спросил:

      – Для чего же мы будем жечь патроны? Для оценки?

      – Воля ваша, товарищ подполковник.

      – А совесть? – спросил Мельников и, не дождавшись ответа, сказал: – Давайте посоветуемся с коммунистами. Пригласите секретаря парторганизации, командиров рот, офицеров штаба. – Он посмотрел на часы и добавил: – Минут через сорок можем собраться. Как раз все роты будут в казарме.

      …Коммунисты собрались дружно. Пока рассаживались на стульях, подполковник приглядывался к каждому, стараясь угадать думы людей, настроения. Его волновал вопрос: «Неужели у всех такие же мысли о стрельбах, как у Степшина?» Но малознакомые лица присутствующих не давали ответа на этот вопрос.

      Дождавшись, когда все успокоились, комбат поднялся из-за стола, одернул полы все еще влажного кителя и сказал откровенно:

      – Жаль, товарищи, что первый наш разговор будет неприятным. Но ничего не поделаешь. Такова обстановка.

      Степшин, скрипнув стулом, подвинулся ближе к стене. Взволнованное лицо его недвусмысленно выражало: «Ловкий ход вы придумали, товарищ подполковник. Не слишком ли самоуверенно?»

      Рядом со Степшиным сидели секретарь парторганизации капитан Нечаев и старший лейтенант Буянов. Первый, внимательно слушая комбата, что-то записывал