Люди в погонах. Анатолий Рыбин

по кабинету, а когда тот произнес слово «упрощенность», вдруг налился багровой краской, крикнул:

      – Хватит! Все ясно. Ваши действия неблаговидны. Вы решили зачернить хороший батальон.

      – Я ничего не решал, – спокойно ответил комбат. – Хочу лишь сказать, что в батальоне с огневой подготовкой дело обстоит…

      – А я не хочу вас больше слушать, – оборвал его полковник. – Мне лучше известна огневая подготовка батальона. К тому же вы могли поставить вопрос о переносе стрельб, если видели, что люди не готовы.

      – Да, мог, – сказал Мельников.

      – Но не сделали этого. Предупреждаю вас!

      – Я прошу, чтобы вы меня выслушали до конца, – сказал Мельников, держа в руках план стрельбища.

      – Хватит! – окончательно разъярившись, крикнул Жогин. – Идите!

      Мельников ушел. Спустившись со штабного крыльца, остановился, подумал: «Ситуация получается неприятная. – Он потер ладонью горячее лицо и громко вздохнул. – Теперь, конечно, у полковника аргументы веские. Соболь тоже не спроста намекал насчет ответственности. Могут и другие так рассудить… Да, но все же огневая подготовка в батальоне слабая, и никакие переносы стрельб не помогли бы исправить положение».

      Постояв еще немного, Мельников медленно пошел к стоявшей за изгородью машине.

2

      От командира полка Мельников поехал в батальон. Ему казалось, что там он быстрее избавится от горького противоречивого чувства, которое терзало его. Отпустив шофера, он прошел в казарму. Солдаты на низком длинном столе чистили оружие. Вид у всех был утомленный, хмурый. Даже появление комбата не вызвало на их лицах оживления.

      – Что ж это вы приуныли, товарищи? – спросил Мельников, стараясь держаться как можно бодрее. – Воли нет у вас, что ли?

      Солдаты молчали. Потом кто-то вполголоса промолвил:

      – У нас вроде похорон сегодня, товарищ подполковник. Славу собственную в гроб заколотили.

      – В гроб, говорите? – Мельников остановился и задумчиво прищурил глаза. – Ну нет, настоящая слава не умирает. А уж если умерла, значит, хилая была слава и жалеть ее не стоит.

      Но солдаты по-прежнему молчали. И Мельников понял, что зря заговорил он сейчас с ними о стрельбах. Уж слишком свежа была в их сердцах рана. Немного подумав, он сказал уже мягко:

      – Ничего, товарищи, не отчаивайтесь. Люди вы мужественные, закаленные.

      Мельников хотел продолжить эту мысль, но тут он приметил в глубине казармы двух солдат, которые чистили автоматы не на общем столе, как все, а на табуретках, возле самых коек. Мельников подозвал старшину и спросил:

      – Почему некоторые ваши подчиненные нарушают установленный порядок? Этак они скоро на постели с оружием заберутся.

      Бояркин порозовел от неловкости и досады, но ответил, не дрогнув ни одной жилкой:

      – Виноват, недосмотрел… ну я сейчас, товарищ подполковник, приведу их в чувство… – И он крикнул грозно, на всю казарму: – Архипов, Зозуля!.. Взять автоматы и шагом марш к столу. Живо!

      – Это Зозуля там? – удивился комбат.

      – Так