Падают звёзды. Нина Запольская

я спрашиваю, кто там лежит?

      Амир заговорил с афганцем: глаз на афганца при этом он не поднимал и смотрел в землю. Афганец ответил, потом скривил полные красные губы, едва прикрытые тонкими усиками, и раздражённо воскликнул:

      – А!.. Шайтан!

      Он подошёл к лежащему и пару раз пнул его ногой – тот разразился невнятным мычанием и опять затих. Афганец, не прекращая ругаться, стал разворачивать лежащего. Когда он стянул с его головы мешок и вытащил кляп изо рта, окрестности огласились таким отборным матом, что капитан и Амир застыли от изумления, а афганец, зло пнув лежащего ещё раз, быстро ушёл к кострам.

      Ругань стала чуть тише. Через минуту капитан покосился на лежащего и, вздохнув, скомандовал негромко:

      – Отставить!.. Хватит уже.

      Лежащий замолчал. Капитан сказал:

      – Я – капитан Ильин, Максим Ильин, если точнее… А форма на мне – афганская, только без знаков различия, разумеется…

      Тут лежащий опять принялся ругаться. И тогда капитан Ильин придушенно рявкнул таким невозможно командным голосом, что Амир втянул голову в плечи:

      – Товарищ прапорщик, представиться по форме! Можно лёжа!

      Лежащий замер, а потом хрипло отчеканил:

      – Прапорщик отдельного танкоремонтного батальона 2 гвардейской танковой армии Михаил Сельцов!

      – А теперь, Миша, рассказывай, как ты в плен попал, – приказал капитан.

      Лежащий снова стал ругаться, на этот раз тихо и обречённо. Капитан и Амир отошли от него и сели неподалёку. Высокий афганец принёс им поесть и бросил к ногам чуть наполненный бурдюк с водой. Они жадно напились, а потом принялись за еду, разделив её на три равные части.

      – Хорошо бы узнать у нашего басмача, как его зовут, – сказал капитан Амиру, потом он покосился на бормочущего едва слышно прапорщика и спросил: – Миша, пить хочешь?

      Прапорщик Сельцов замолчал. Капитан подошёл к нему и, приподняв от земли, напоил остатками воды из бурдюка: прапорщик пил судорожно, но всё же им удалось не пролить ни капли. Капитан отвёл взгляд от сильно избитого лица прапорщика и стал распутывать верёвки на его руках и ногах.

      – Надо бы тебя переобуть, – сказал капитан со вздохом.

      Сельцов ответил капитану непонимающим взглядом мутных глаз, с трудом сел и начал растирать себе кисти рук.

      – Ты же ещё, салага, в своих кирзачах не ходил никуда? – утвердительно спросил капитан.

      – Не-е, – промычал Сельцов.

      – Вот и я тоже думаю, что «не-е», – подтвердил капитан.

      Когда к ним опять подошёл афганец, капитан спросил у него про обувь через Амира. Афганец заругался, но скоро вернулся с парой калош и швырнул их Сельцову.

      – Что это? Калоши? – спросил тот, моргая выгоревшими светлыми ресницами.

      – Да уж не кроссовки, – подтвердил капитан. – Нас сейчас свяжут, и мы пойдём за верблюдами… И если к вечеру ты не хочешь из своих сапог кровь выливать, одевай калоши, Миша, и радуйся, что тебе их дали.

      – Я слышал про кроссовки… У американской военщины такая обувь есть, –